Константинович, Александр Петрович

Александр Петрович Константинович
Тургайский губернатор
1878 — 1883
Предшественник:	Александр Константинович Гейнс
Преемник:	Александр Петрович Проценко
Бессарабский губернатор
30 июля 1883 — 4 июля 1899
Предшественник:	Модест Маврикиевич Кониар
Преемник:	Рудольф Самойлович Раабен
Рождение:	25 августа 1832(1832-08-25) Полтавская губерния
Смерть:	12 сентября 1903(1903-09-12) (71 год)
Военная служба
Звание:	генерал-лейтенант
Награды:

Алекса́ндр Петр́ович Константино́вич (25 августа 1832, Полтавская губерния — 12 сентября 1903) — русский государственный деятель, генерал-лейтенант, Тургайский и Бессарабский губернатор.

Биография

Из дворян Полтавской губернии.

Окончил курс в Михайловском артиллерийском училище и 7 августа 1851 года произведен в прапорщики, зачислен по полевой пешей артиллерии и оставлен в офицерском классе, по окончании которого он назначен репетитором математики в неранжированный Владимирский Киевский кадетский корпус. С 1860 года учитель 3-го рода по предмету артиллерии в том же корпусе. С 1863 года — учитель математики, с 1865 года — воспитатель во Владимирской киевской военной гимназии.

В 1867 году прикомандирован к штабу местных войск Петербургского военного округа. В 1868 году назначен заведывающим учебным артиллерийским полигоном Рижского военного округа, с зачислением по гвардейской конной артиллерии. В 1873 году за отличие в делах с неприятелем во время Хивинского похода награждён орденом Святого Владимира 3 степени с мечами и золотой саблей с надписью «За храбрость». В 1878 году назначен Тургайским военным губернатором и командующим войсками в области. Организатор строительства современного города Костанай. 30 июля 1883 года назначен Бессарабским губернатором.

Похоронен в семейном склепе в кишинёвском предместье Рышкановка вместе с женой.

Семья

В 1857 году женился на Софье (1840 — 20.08.1896), дочери капитана Антона Ильяшенко. Как писал в 1935 году в своих воспоминаниях племянник Константиновича — знаменитый академик В. И. Вернадский, — это была «полная, громко говорящая брюнетка, перед которой дядя явно пасовал». Потомки А. П. Константиновича живут в четырёх странах: России, Украине, Белоруссии и США. Его сын Константин (1869—1924) умер под Москвой, до революции был высокопоставленным чиновником, владел имением отца, был женат на внучатой племяннице А. С. Пушкина — Вере Анатольевне.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=739 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 677.

Ссылки

• [www.centrasia.ru/person2.php?&st=1231399149 Биография]

Отрывок, характеризующий Константинович, Александр Петрович

Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.