Констанция Арагонская (королева Мальорки)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Констанция Арагонская
исп. Constanza de Aragón y de Entenza
королева-консорт Мальорки
1336 — 1344
Предшественник: Мария Анжуйская
Преемник: Мария Наваррская
инфанта Арагона
 
Рождение: 1318(1318)
Смерть: 1346(1346)
Монпелье
Род: Барселонский дом
Отец: Альфонсо IV Кроткий
Мать: Тереза д'Энтенса
Супруг: Хайме III Смелый
Дети: 1. Хайме IV
2. Изабелла Мальоркская

Констанция Арагонская (исп. Constanza de Aragón y Entenza; 1318 — 1346) — королева-консорт Мальорки, супруга Хайме III Смелого, старшая дочь короля Арагона Альфонсо IV Кроткого и его первой жены Тересы де Урхель.

Желая наладить дружеские отношения с Арагоном, Хайме III женился на старшей дочери короля Арагона, Констанции Арагонской 24 сентября 1336 в Перпиньяне[1].

Будучи вассалом Арагона Хайме должен был присягнуть на верность новому королю Арагона, Педро IV, брату своей жены, но откладывал её дважды, вызвав недовольство Педро. После начала чеканки Хайме собственной золотой монеты, признании Мальорки равной Франции и союза с марокканским правителем Абу ль-Хасаном[2], воевавшим с Педро, король Арагона двинул свои войска на Мальорку. В результате короткой войны (13431344) Хайме, а вместе с ним и Констанция, были изгнаны из Мальорки с предоставлением пенсии.

Через два года после изгнания (1346) Констанция скончалась. 10 ноября 1347 года её муж женился на Виоланте де Вильяррагут[3].

В браке c Хайме III родились:

Напишите отзыв о статье "Констанция Арагонская (королева Мальорки)"



Примечания

  1. [fmg.ac/Projects/MedLands/ARAGON%20&%20CATALONIA.htm#AlfonsoIVdied1336B Запись о браке] на портале Foundation for Medieval Genealogy.
  2. [larivera.info/encyclopaedia/province/baleares/ Краткая история Балеарских островов]
  3. [idd0098d.eresmas.net/geneareial.htm Генеалогическое древо королей Майорки]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Констанция Арагонская (королева Мальорки)

Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».