Констанция Французская (графиня Шампани)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Констанция Французская
Constance de France<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Графиня Шампани
ок. 1094 — 25 декабря 1104
Княгиня Антиохии
1106 — 17 марта 1111
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 1078(1078)
Смерть: 14 сентября 1126(1126-09-14)
Род: Капетинги
Отец: Филипп I
Мать: Берта Голландская
Супруг: первый брак: Гуго I Шампанский
второй брак: Боэмунд Тарентский
Дети: от первого брака: сын Манассия
от второго брака: сын Боэмунд

Конста́нция Францу́зская (фр. Constance de France, 107814 сентября 1126) — французская принцесса, дочь короля Филиппа I, первая графиня Шампани (ок. 10941104) и первая княгиня Антиохии (11061111)[1]. Регентша Калабрии и Апулии в 11111120 годах.





Биография

Ранние годы

Родилась в 1078 году, была дочерью Филиппа I Французского от первой жены Берты Голландской. Развод её родителей послужил поводом для папского интердикта, наложенного на всю Францию. Сведений о юности Констанции нет, первые упоминания о ней относятся к её первому замужеству.

Первое замужество

Примерно в 1094 году была выдана замуж за Гуго I, графа Шампанского. Целью этого брака было привлечение на сторону французской короны рода де Блуа, однако достичь её не удалось, к тому же единственный сын Гуго и Констанции, Манассия, умер, ещё не выйдя из детского возраста, в 1102 году.

25 декабря 1104 года брак Гуго и Констанции был аннулирован в Суассоне по настоянию Ива Шартрского по причине кровного родства.

Второе замужество

Весной 1106 года в Шартре был заключён брак между Констанцией и Боэмундом I, князем Тарентским и Антиохийским, который в это время пытался найти союзников в войне с Византией и гостил при французском дворе. Этот союз ещё сильнее укрепил влияние Боэмунда и вызвал панику среди его противников на Востоке, которые опасались, что окажутся втянуты в войну с Францией. Примерно в то же время другая дочь Филиппа I, Сесилия, вышла замуж за племянника Боэмунда Танкреда.

Вскоре после этого Боэмунд отплыл на Балканы, чтобы возобновить войну с Алексеем Комнином, а Констанция прибыла в Апулию, где родила сына Боэмунда, наследника Антиохии и Тарентского княжества. Боэмунд вернулся в Италию после поражения в войне с византийцами; уставший и сломленный, он умер в 1111 году и был погребён в городе Каноса-ди-Пулья.

Регентство

По малолетству сына Констанция была признана регентшей Апулии и Калабрии, итальянских владений Боэмунда, однако её право было оспорено Гримоальдом, сеньором Бари, который захватил её в плен и держал в заточении до 1120 года. Благодаря вмешательству Рожера II Сицилийского Констанция получила свободу, но ей пришлось передать власть сыну и отказаться от претензий на правление.

Констанция умерла 14 сентября 1126 года, после чего её сын Боэмунд отправился на Восток, чтобы вступить во владение Антиохией.

Браки и дети

Первый муж: Гуго I Шампанский, сын от первого брака: Манассия (†1102). Второй муж: Боэмунд Тарентский, сын от второго брака: Боэмунд.

Напишите отзыв о статье "Констанция Французская (графиня Шампани)"

Примечания

  1. [fmg.ac/Projects/MedLands/CAPET.htm#Constancedied1126 Генеалогия на сайте Medieval Lands (на английском)]

Отрывок, характеризующий Констанция Французская (графиня Шампани)

Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.