Кострица, Леонид Герасимович
Поделись знанием:
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
| Леонид Герасимович Кострица | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Певческий голос |
Баритон |
| Жанры |
Ретро |
| Награды |
|
Леони́д Гера́симович Кострица (3 февраля 1919 года, Киев — 5 ноября 1970 года, Ленинград) — эстрадный певец. Заслуженный артист РСФСР (1956)[1]. Обладал редким по красоте баритоном[2].
Содержание
Биография
Родился в семье рабочих.
В 1936 году окончил Музыкально-драматическую школу (Днепропетровск). По окончанию школы переехал в Витебск где поступил в Музыкально-драматический театр. Во время Великой отечественной войны воевал на Ленинградском фронте. На фронте был ранен и после этого был послан в военный ансамбль песни и пляски, где он стал солистом. Ещё до окончания войны поступил на работу в Ленинградское радио.
Через год после окончания войны он стал лауреатом и получил премию третьей степени на Втором Всесоюзном конкурсе артистов эстрады.
Ушёл из жизни 5 ноября 1970 года. Похоронен на Кладбище Памяти жертв 9-го января.
Репертуар
- «Бал в Кремле» (Г. Носов — С. Фогельсон)
- «Буду ждать тебя» (Б. Мокроусов — В. Харитонов)
- «В дорогу» (М. Фрадкин — Б. Брянский)
- «В лесу прифронтовом» (М. Блантер — М. Исаковский)
- «В парке старинном» (Е. Жарковский — В. Винников, В. Крахт)
- «Вальс дружбы» (А. Хачатурян — Г. Рублёв)
- «Вдали от родимой земли» (Ю. Слонов — В. Малков)
- «Вернулся я на Родину» (М. Фрадкин — М. Матусовский)
- «Верный друг» (В. Соловьёв-Седой — В. Михайлов)
- «Весной» (А. Новиков — В. Харитонов)
- «Вечер вальса» (И. Дунаевский — М. Матусовский)
- «Вечерняя песня» (В.Соловьёв-Седой — А.Чуркин)
- «Воспевал я край родной» (И.Дзержинский — Н.Глейзаров)
- «Воспоминание» (И.Дунаевский — Д.Самойлов)
- «Выборгская сторона» (В.Маклаков — Н.Глейзаров)
- «Давно не бывал я в Донбассе» (Н.Богословский — Н.Доризо)
- «Далеко, далеко за снегами» (И.Дунаевский — С.Алымов)
- «Дон мой» (М.Табачников — А.Софронов)
- «Дорожка» (Н.Голещанов — В.Савков)
- «Её руки» (Я.Рассин — А.Парнис)
- «Если бы парни всей земли» (В. Соловьёв-Седой — Е. Долматовский)
- «За мир, молодёжь!» (И.Дунаевский — М.Матусовский)
- «Заводская лирическая» (Г.Носов — А.Чуркин)
- «Золотаюшка» (Г.Пономаренко — М.Исаковский)
- «Золотые огоньки» (В.Соловьёв-Седой — А.Фатьянов, С.Фогельсон)
- «Клёны над Невой» (Г.Фавилович — Н.Глейзаров)
- «Ласковая песня» (М.Фрадкин — Е.Долматовский)
- «Ленинградский вальс» (Г.Фавилович — Н.Глейзаров)
- «Летний сад» (А.Владимирцов — Н.Глейзаров)
- «Летят перелётные птицы» (М. Блантер — М. Исаковский)
- «Летят белокрылые чайки» (Д. Прицкер — С.Фогельсон)
- "Лунная рапсодия (О.Строк — Н.Лабковский)
- «Мама» (Н. Богословский — Н. Доризо)
- Марианна (чешская н.п. /обр. Д.Прицкер/ — Е.Рыбина)
- «Марш советской молодежи» (С. Туликов — Е. Долматовский)
- «Матросская лирическая» (Г.Холодовский — В.Крахт)
- «Матросские ночи» (В.Соловьёв-Седой — С.Фогельсон)
- «Морская осень» (Г. Фавилович — Н. Глейзаров)
- «Морской пилот» (Р. Хейф — С. Фогельсон)
- «На улице Палихе» (М. Табачников — И. Молчанов, Л. Кондырев)
- «Нарвские огни» (И. Дзержинский — Н. Глейзаров)
- «Не тревожься» (А. Новиков — В. Харитонов)
- «Новгородская лирическая» (М. Матвеев — Н.Глейзаров)
- «О тебе грустят гармони» (В. Левашов — А.Сальников)
- «Первая любовь» (Б. Фиготин — О. Фадеева)
- «Первое свидание» (В. Левашов — Н. Глейзаров)
- «Песенка рыболова» (Н. Голещанов — В. Савков)
- «Песенка шофера такси» (Н. Минх — Н. Лабковский)
- «Песня влюблённого пожарного» (Б. Мокроусов — С.Смирнов)
- «Песня Рощина» (Н.Богословский — Н. Доризо)
- «Под луной золотой» (И.Дунаевский — С. Алымов) с Э. Пургалиной
- «Потерял покой» (И.Дзержинский — Н. Глейзеров)
- «Прощайте, скалистые горы» (Е. Жарковский — Н. Букин)
- «Россия (Н. Иллютович» — О. Фадеева)
- «С Васильевского острова» (С.Лепянский — Н.Глейзаров)
- «Сам собою я хороший» (С. Кац — Н. Лабковский)
- «Севастопольский вальс» (К. Листов — Г. Рублёв)
- «Сибирский вальс» (Г. Носов — В. Пухначёв)
- «Сибирский вечер» (М. Фрадкин — Н. Грибачёв)
- «Синие степи» (Г. Фавилович — Н. Глейзаров)
- «Солдатский вальс» (А. Воронов — Б. Царин)
- «Сормовская лирическая» (Б. Мокроусов — Е. Долматовский)
- «Студенческая попутная» (В. Соловьев-Седой — С. Фогельсон)
- «Студенческий вальс» (М. Феркельман — В. Гурьян)
- «Тебе сегодня 20 лет» (Л. Бакалов — М. Лисянский)
- «Ты жизнь моя» (М. Блантер — Е. Долматовский)
- «Ты рядом» (Б. Мокроусов — Н. Глейзаров)
- «Ты сама сказала» (О. Фельцман — В. Харитонов)
- «Ты только одна виновата» (И. Дзержинский — В. Харитонов)
- «Хорошая моя» (Р. Хейф — С. Смирнов)
- «Чижик-пыжик» (Н. Богословский — З. Гердт)
- и др.
Напишите отзыв о статье "Кострица, Леонид Герасимович"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=_cSwa5A9uecC&pg=PA302&dq=Леонид+Герасимович+Кострица&hl=en&sa=X&ei=WR3wUsHlNoS3sASt2YDQAw&ved=0CCkQ6AEwAA#v=onepage&q=Леонид%20Герасимович%20Кострица&f=false Елизавета Дмитриевна Уварова Эстрада в России. XX век : энциклопедия. — 2004.]
- ↑ [books.google.com/books?id=twcbAQAAIAAJ&q=Леонид+Герасимович+Кострица&dq=Леонид+Герасимович+Кострица&hl=en&sa=X&ei=WR3wUsHlNoS3sASt2YDQAw&ved=0CDYQ6AEwAg Петр Горячев. Обманутые надежды. — ЛИО «Редактор», 1994. — С. 38.]
Ссылки
- [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=2433 Леонид Герасимович Кострица на Киевском календаре]
- [kkre-30.narod.ru/kostrica.htm Леонид Кострица] Красная книга российской эстрады.
Отрывок, характеризующий Кострица, Леонид Герасимович
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
