Кристина Датская

Кристина Датская

Кристина Датская (ноябрь 1521, Нюборг или Копенгаген — 10 декабря 1590, Алессандрия или Тортона) — датская принцесса. В первом браке с 1533 по 1535 носила титул герцогини Миланской, а во втором с 1541 по 1559 — герцогини Лотарингии.

Семья

Кристина была младшей из шести детей короля Дании Кристиана II и Изабеллы Габсбургской. Точное место её рождения неизвестно, предположительно она появилась на свет в Нюборге или Копенгагене. Датой рождения считается ноябрь 1521 или 5 декабря.

Она была племянницей императора Карла V. Будучи представительницей династии Габсбургов, она могла составить достойную партию многим европейским правителям. Дядя Карл выдавал её дважды замуж исключительно из политических соображений, тем самым укрепляя связи с европейскими дворами в борьбе против Франции.

В 11 лет Кристина вышла замуж за Франческо II Сфорца, герцога Миланского. Свадьба состоялась в Брюсселе в августе 1533 года по доверенности. Жениха представлял миланский посланник Мария Массимилиано Стампа. Уже в 13 лет Кристина стала вдовой.

10 июля 1541 года она вышла замуж за будущего герцога Лотарингии Франсуа I. В этом браке родилось трое детей:

• Карл III (15 февраля 1543 — 14 мая 1608), герцог Лотарингии, названный так в честь Карла V;
• Рене (20 апреля 1544 — 22 мая 1602), названная так в честь в честь своей бабки по материнской линии Рене де Бурбон-Монпасье;
• Доротея (20 августа 1545 — 2 июня 1621).

Биография

Детство и юность

В 1523 году, когда Кристине было всего два года, её отец, король Дании Кристиан II, был свергнут с престола и королевская семья была вынуждена бежать во Фландрию и поселилась в Лире. После смерти жены в 1526 Кристиан II отдал своих детей на воспитание Маргарите Австрийской, штатгальтеру Испанских Нидерландов. Попытавшись вернуть себе датский трон, Кристиан II вернулся в Скандинавию в 1531 году. Кристина больше никогда не видела своего отца, который после многолетнего заключения умер, так и не вернувшись назад во Фландрию.

Вместе со своими братом Гансом и сестрой Доротеей Кристина получила религиозно ориентированное полноценное образование. Помимо французского она говорила на итальянском и немецком языках. После смерти Маргариты Австрийской в 1530 году заботу о Кристине приняла на себя её тетка Мария Австрийская, ставшая новым штатгальтером в Испанских Нидерландах. Ссылаясь на юный возраст Кристины, она попыталась расторгнуть брачный договор, заключённый по настоянию Карла V между Кристиной и миланским герцогом Франческо II, который был старше Кристины почти на 27 лет, но потерпела неудачу. Через полгода после церемонии брака, совершённой по доверенности в 1533 году в Брюсселе, Кристина прибыла в Милан и 3 мая 1534 года была с восторгом встречена горожанами. А уже на следующий день она официально обвенчалась с герцогом в миланском кафедральном соборе.

Болезненный Франческо II умер в октябре 1535, и тринадцатилетняя Кристина стала бездетной вдовой. В 1537 она вернулась в Брюссель.

Кристина и Генрих VIII

Английский король Генрих VIII после смерти своей третьей жены Джейн Сеймур искал себе новую супругу, и юная вдова миланского герцога попала в его поле зрения. Жениться на Кристине Генриху VIII предложил император Карл V, искавший в ту пору союзников в борьбе против Франции. Посланник Генриха при дворе Брюсселя описывал Кристину «очень здравомыслящей, умной и набожной» и восхищался тем, как она «красива, высока, мягка в ведении разговора и приятна в обхождении». Для написания портрета юной герцогини заинтересованный Генрих послал в Брюссель своего придворного живописца Ганса Гольбейна-младшего. 12 марта 1538 года для написания портрета художнику была предоставлена аудиенция продолжительностью в три часа. Этот портрет шестнадцатилетней вдовы находится сейчас в Лондонской национальной галерее. Спустя более чем два года после смерти мужа Кристина всё ещё носит траур, несмотря на то, что обычаями того времени предписывался лишь трёхмесячный траур.

О том, как Кристина относилась к новым матримониальным планам в отношении себя, свидетельств не сохранилось. Высказанный ею отказ на предложение замужества, приводимый в форме цитаты, документально не подтверждён. Обыгрывая тот факт, что Генрих VIII на основании ложных обвинений приказал отрубить голову своей второй жене, она якобы заявила, что у неё только одна голова. Если бы у неё их было две, то одну из них она предоставила бы в распоряжение короля. Однако это приписываемое Кристине высказывание впервые появляется лишь в публикациях, датируемых XVII в.

Бракосочетанию с английским королём так и не суждено было состояться. Заключив в Ницце с французским королём Франциском I мирный договор на десять лет, не нуждавшийся более в союзниках император Карл V потерял к Генриху VIII всяческий интерес.

Герцогиня Лотарингии

В июле 1541 года Кристина вышла в Брюсселе замуж во второй раз — за Франсуа I, старшего сына лотарингского герцога Антуана Доброго. И хотя это был брак изначально носил политический характер, супруги прожили счастливую жизнь и произвели на свет троих детей. Франциск I стал герцогом в 1544 году и умер в 1545, ещё до рождения своего третьего ребенка. Власть в герцогстве получили Кристина в качестве регентши при своём двухлетнем сыне Карле II и брат её мужа Николя де Меркер. В ноябре 1545 года лотарингское собрание знати вверило ей единоличные бразды правления герцогством.

Как родственница Габсбургов, Кристина проводила дружественную Испании политику и смогла тем самым долгое время противостоять влиянию французского королевского дома. Одновременно она пыталась сохранить нейтралитет Лотарингии в борьбе между Францией и Священной Римской империей. Но в результате договора в Шамбо король Франции Генрих II получил 13 марта 1552 года Лотарингию и имперские города Мец, Туль и Верден, спровоцировав тем самым новый конфликт между императором и Францией. 15 апреля Кристина была лишена регентской власти и была вынуждена покинуть герцогство. Её одиннадцатилетнего сына Карла отправили в Париж к французскому двору, а власть в Лотарингии перешла к Лоррен-Меркеру.

Ссылка во Фландрию и возвращение в Лотарингию

Кристина и две её дочери бежали сначала в свои владения в Бламоне, а потом перебрались во Фландрию. Шесть лет Кристина провела в изгнании, пока в 1558 года в связи с бракосочетанием своего сына с французской принцессой Клод Валуа не вернулась во Францию.

Вместе с Карлом II Кристина осуществляла посредничество при заключении мира между королём Франции Генрихом II и королём Испании Филиппом II, подписанным в Камбрези 3 апреля 1559 года. Испанский король даже видел в ней преемницу Эммануила Филиберта на посту штатгальтера Испанских Нидерландов, поскольку её поддерживало большинство фламандской знати. Но окончательный выбор короля пал на его сводную сестру Маргариту Пармскую. В ноябре 1559 Кристина вернулась в Нанси, чтобы помочь своему сыну в управлении герцогством.

Последние годы жизни

В 1578-79 годах Кристина вернулась в Италию, где и провела последние годы своей жизни в резиденции в Тортоне, которая принадлежала ей как супруге Франческо II Сфорца. Точное место её смерти неизвестно: она умерла в 1590 в Тортоне либо в Алессандрии. В источниках встречаются две даты её смерти — 10 августа и 10 сентября. Она была похоронена рядом со своим мужем в крипте герцогской капеллы в церкви Кордельеров в Нанси.

Притязания на трон

Находясь в заключении, отец Кристины в 1549 официально отрёкся от датского престола (тем самым и на трон Норвегии и Швеции) и отказался от притязаний на датский престол своих детей. Однако Кристина никогда не признавала этот факт. После того, как в 1532 умер её старший брат Ганс, она заявила о своих правах на датский престол. С 1563 по 1569 она подписывала официальные документы как «королева Дании», но никогда не пыталась занять датский трон силой.

Генеалогия

Предки Кристины Датской

Кристиан I (1426 — 1481) король Дании                       Иоганн (1455 — 1513) король Дании                             Доротея Бранденбургская (1430 — 1495)                         Кристиан II (1481 — 1559) король Дании                                   Эрнст (1441 — 1486) курфюрст Саксонии                       en:Christina of Saxony (1461 — 1521)                               Елизавета Баварская (1443 — 1484)                         Кристина Датская (1521 — 1590)                                           Максимилиан I (1459 — 1519) император Священной Римской империи                       Филипп I Красивый                             Мария Бургундская (1457 — 1482)                         Изабелла Габсбургская (1501 — 1526)                                     Фердинанд II (1452 — 1516) король Арагона                       Хуана I Безумная (1479 — 1555)                               Изабелла I (1451 — 1504) королева Кастилии

Отрывок, характеризующий Кристина Датская

Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы