Крупецкая волость (Путивльский уезд)
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Включает |
10 населённых пунктов |
| Административный центр |
село Крупец |
| Дата образования | |
| Официальный язык | |
| Население (1880) |
9 612 чел.[1] |
| Площадь |
193,9 км² |
Крупецкая волость — историческая административно-территориальная единица в составе Севского, а с XVIII века — Путивльского уезда (Белгородская, с 1779 Курская губерния).
Административный центр — село Крупец.
География
Крупецкая волость располагалась в верховьях реки Клевени, по её левому притоку Обесте. На востоке она граничила с Рыльским уездом, на западе — с Путивльским. Севернее находился Глухов — сотенный город Нежинского полка. В период нахождения волости в составе Севского уезда она была отрезана от его основной части — Комарицкой волости — глуховскими и рыльскими землями, что и явилось одной из причин её передачи в Путивльский уезд.
История
Крупецкая волость упоминается с 1646 года, когда она отошла от Речи Посполитой и была присоединена к Севскому уезду.
После вхождения в состав Московского государства, Крупецкая волость находилась в дворцовом ведомстве, а в начале XVIII века была была передана в вотчинное землевладение гетману Мазепе. После полтавских и батуринских событий данная территория отошла к светлейшему князю Александру Меншикову, фавориту Петра Великого, а после «падения» Меншикова перешла во владение графа Николая Федоровича Головина[2].
Во второй половине XVIII века территория исторической Крупецкой волости была включена в Путивльский уезд[3].
Как официальная административно-территориальная единица Путивльского уезда Крупецкая волость была воссоздана в ходе реформы 1861 года.
В 1924 году, при расформировании Путивльского уезда, территория Крупецкой волости вошла в Рыльский уезд, а в 1928 году — в новообразованный Рыльский район, в составе которого и находится в настоящее время. В 1935—1963 годах из Рыльского района был временно выделен самостоятельный Крупецкий район.
Административное деление
По состоянию на 1886 год, территория волости складывалась из следующих владений[1]:
| Площадь земли, десятин |
В том числе пахотной, десятин | |
|---|---|---|
| Сельских обществ | 8506 | 7073 |
| Частной собственности | 9094 | 5460 |
| Казённой собственности | — | — |
| Прочей собственности | 147 | 132 |
| Всего | 17747 | 12665 |
Крупнейшие населённые пункты на 1886 год[1]:
- Крупец — бывшее владельческое село, в 47 верстах от уездного города, 1980 жителей, 321 двор, православная церковь, 2 школы, 6 лавок, 2 постоялых двора, кирпичный и свеклосахарный заводы.
- Бегоща — бывшее владельческое село, 1332 жителя, 201 двор, православная церковь, школа.
- Воронок — бывшее владельческое село, 1468 жителей, 240 дворов, 2 лавки.
- Локоть — бывшее владельческое село, 1334 жителя, 198 дворов, православная церковь, школа.
- Нехаевка — бывшее владельческое село, 869 жителей, 120 дворов, школа, 10 ветряных мельниц.
- Обеста — бывшее владельческое село, 842 жителя, 117 дворов.
Напишите отзыв о статье "Крупецкая волость (Путивльский уезд)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Волости и важнѣйшія селенія Европейской Россіи. По даннымъ обслѣдованія, произведеннаго статистическими учрежденіями Министерства Внутреннихъ Дѣлъ, по порученію Статистическаго Совѣта. Изданіе Центральнаго Статистическаго Комитета. Выпускъ I. Губерніи Центральной земледѣльческой области. СанктПетербургъ. 1886. — VI + 413 с.
- ↑ [stanicatopal.ucoz.ru/publ/istorija_quot_severnykh_zemel_quot/sevrjuki_i_severshhina/quot_severskie_quot_familii/6-1-0-27 Фамилии, бытовавшие у крестьян Крупецкой волости Севского уезда в первой половине XVIII века] // Сайт «Топальская сотня».
- ↑ [diderix.petergen.com/lub-slmv.htm Н. Б. Шеламанова. Комарицкая волость и Севский уезд в первой половине XVII в. / «Вопросы истории хозяйства и населения России в XVII в.»] — М., 1974. — с.191—214.
Отрывок, характеризующий Крупецкая волость (Путивльский уезд)
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
