Крыжановский, Андрей Васильевич

Крыжановский Андрей Васильевич
Гвардии подполковник А. В. Крыжановский. 1955 год
Дата рождения	20 января 1917(1917-01-20)
Место рождения	село Баговица, Каменец-Подольский район, Хмельницкая область, УССР, СССР
Дата смерти	28 декабря 1967(1967-12-28) (50 лет)
Место смерти	Москва, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	войска связи‎, сухопутные войска‎
Годы службы	1938—1955
Звание
Сражения/войны	Битва за Москву Первая Ржевско-Сычёвская операция Кёнигсбергская операция Восточно-Прусская операция (1945) Десант на косу Фрише-Нерунг
Награды и премии

Андрей Васильевич Крыжановский (20 января 1917, Баговица, Каменец-Подольский район, Хмельницкая область, УССР, СССР — 28 декабря 1967, Москва, СССР) — гвардии подполковник, командир батальона, герой Великой Отечественной войны. За взятие города-крепости Пиллау в Восточной Пруссии был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.

Биография

Детство и юность

Родился в с. Баговице в семье крестьян Василия Павловича и Прасковьи Степановны Крыжановских. Был четвёртым из шести детей.

В 1925 году поступил учиться в сельскую неполную среднюю школу, где окончил 6 классов. В 1933 году поступил на рабфак при сельскохозяйственном институте, который окончил в 1936 году. С октября 1936 года по октябрь 1938 года работал пионервожатым, а затем учителем неполной средней школы в селе Большая Мукша Каменец-Подольского района.

Служба в Красной армии

С октября 1938 по май 1939 года — курсант полковой школы 7-го полка связи Куйбышева, в сентябре — декабре 1939 года — курсант курсов младших политруков Куйбышева.

Великая Отечественная война

Летом 1941 года воевал на Северо-Западном фронте. В качестве политрука роты связи 128 стрелковой дивизии обеспечивал бесперебойную связь с подразделениями и частями. Участвовал в боях под Новгородом, Чудовым, в районе станции Мга, в том числе в двух штыковых атаках в районе деревень Вятище и Сырково 14 и 15 августа 1941 года. 8 сентября 1941 года был сильно контужен и отправлен на излечение в госпиталь Троицка Челябинской области.

В октябре 1941 года был направлен на Западный фронт, в артиллерийский дивизион 28 отдельной стрелковой бригады политруком роты связи. Участвовал в боях под Москвой в районе Красной Поляны, Волоколамска, Шаховской. Участвовал в наступлении под Карманово в августе 1942 года.

С ноября 1942 по апрель 1943 года — слушатель курсов усовершенствования командного состава Западного фронта в Подольске.

С апреля 1943 по март 1946 года — командир стрелкового батальона 245 гвардейского стрелкового полка 84-й гвардейской стрелковой дивизии 2 гвардейской армии. Участвовал в боях на Западном, Брянском, 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах.

За прорыв вражеской обороны под Городком в декабре 1943 года награждён орденом Александра Невского.

В декабрьском наступлении под гор. Городок на подступах к Витебску за два дня прорыва переднего края обороны противника приобрел опыт, как лучше управлять подразделениями в такой обстановке и мой батальон первым прорвал оборону. Другие батальоны и части в это время вклинились, расширили фронт прорыва и достигли больших успехов в бою с противником.

— из боевой характеристики Крыжановского А. В.

В 1944 году при форсировании реки Неман выполнял обязанности начальника штаба полка. Разработал план форсирования реки, сам лично руководил переправой передовых отрядов. На границе Восточной Пруссии в районе Шталупёнена батальон гвардии майора Крыжановского первым прорвал сильно укреплённую дотами и дзотами немецкую оборону и вклинился на 2—3 км, выйдя к Голдапу, за что Андрей Васильевич был награждён орденом Красного Знамени.

Участвовал в штурме Кёнигсберга.

Особенно сильное сопротивление противник оказал в районе городского кладбища. На подступах к нему находился дзот, откуда враг вел сильный пулеметный огонь. Гвардии рядовой Светлаков скрыто подполз к дзоту противника и забросал амбразуру гранатами. Пулемет замолчал, тогда 1-я рота быстро захватила угловое здание, гарнизон которого сдался в плен. К исходу 8 апреля лишь отдельные гарнизоны опорных пунктов яростно сопротивлялись. В тот день наш батальон взял в плен более двух тысяч солдат и офицеров. 9 апреля батальон вел бой в районе кладбища и в центре города.

Бойцы и командиры всех подразделений полка действовали исключительно умело и бесстрашно… В 24 часа 9 апреля 1945 года кенигсбергский гарнизон во главе с генералом Ляшем капитулировал.

— А. В. Крыжановский о штурме Кёнигсберга. «На пороге Восточной Пруссии»

При штурме города и крепости Пиллау батальон А. В. Крыжановского сыграл решающую роль, уничтожив за 3 дня операции более 1500 солдат и офицеров (в том числе коменданта города генерала Хенке) и около 20 орудий, а также взяв в плен больше 1000 человек. В результате чего было принято решение присвоить гвардии майору Крыжановскому звание Героя Советского Союза.

30 апреля 1945 года при высадке десанта на косу Фрише-Нерунг попал в плен.

Мне было приказано идти первому. Мой батальон высадился, а остальных 4 батальона не поддержали. С батальоном на захваченном плацдарме вел бой около двух часов. В неравном бою потерял половину личного состава, а другая половина была ранена. Я был ранен дважды в спину и в голову.

— из автобиографии Крыжановского А. В.

В ночь с 6 на 7 мая с группой солдат своего батальона в количестве 14 человек бежал с открытой раной из плена через линию фронта и прибыл в свою часть.

По всей видимости, именно из-за этого плена (памятуя о приказе № 227 и учитывая утерянный в бою партбилет) вместо медали «Золотая Звезда» и звания Героя Крыжановского наградили орденом Суворова 3 степени. Это предположение высказывали и сослуживцы Крыжановского, бывшие бойцы 84-й гвардейской стрелковой дивизии. Они написали обращение, в котором просили «затребовать из архива материалы о тов. Крыжановском и возбудить вопрос о присвоении т. Крыжановскому А. В. заслуженного им звания Героя Советского Союза». Из архива пришёл следующий ответ:

…Крыжановский А.В., за заслуги в боях за город Пиллау, действительно 28 апреля 1945 г. командиром 245 гв. СП представлялся к присвоению звания Героя Советского Союза, но приказом 3 Белорусского фронта №0562 от 31 мая 1945 года по данному представлению он был награждён орденом Суворова 3 степени, который ему вручен за №2316. Других представлений командования о награждении Крыжановского А.В. за период Великой Отечественной войны не поступало. В настоящее время поддержать Вашу просьбу о присвоении ему звания Героя Советского Союза не представляется возможным.

В боях во время Великой Отечественной войны Андрей Васильевич получил 6 ранений, в том числе 4 тяжёлых. Осколки снарядов в теменной и лобной частях головы, а также над правой почкой, оставались в теле до самой смерти. Из-за этого Андрей Васильевич впоследствии испытывал серьёзные проблемы со здоровьем — страдал частыми головными болями, перенёс два инфаркта миокарда.

Дальнейшая служба

С апреля 1946 по октябрь 1948 года — дежурный помощник военного коменданта Фрунзенского района Москвы. За отличную подготовку парада 1947 года в Москве и проявленную при этом распорядительность награждён памятными часами.

С октября 1948 по февраль 1950 года — командир роты воинской части № 73878 Калинина, с мая 1949-го — комендант города.

С февраля 1950 по июнь 1954 года служил командиром 497 и 105 отдельных строительных батальонов Московского военного округа. Отличник военного строительства.

Гражданская жизнь

С 1 октября 1955 года, в связи с сокращением численности вооружённых сил и расформированием строительных частей, уволен в запас с правом ношения военной формы. Андрей Васильевич неоднократно просил дать ему дослужить в рядах ВС СССР 9 месяцев до выслуги 25 лет стажа, однако в этом ему было отказано. 17 марта 1959 года с А. В. Крыжановского была снята группа инвалидности, которая была восстановлена только в 1961 году, после обращения во властные инстанции.

В 1966 году в антологии «От Москвы до Берлина» был опубликован его очерк «На пороге Восточной Пруссии».

Умер в 1967 году в Москве от сердечной недостаточности, похоронен на Даниловском кладбище.

Семья и дети

Был дважды женат. Первая супруга — Крыжановская Вера Федоровна. Её судьба неизвестна.

В 1946 году женился на Романовской Тамаре Сергеевне и прожил с ней в браке 16 лет. В 1947 году у них родилась дочь Ксения. Однако она с рождения имела слабое здоровье и умерла, не прожив и полутора лет.

В 1950 году родился сын Сергей, резчик по дереву. Скончался в 2012 году.

Библиография

• Воробьев, Я. С., Залевский, А. В., Шполянский, Н. Я. От Москвы до Берлина. — М.: Московский рабочий, 1966. — 432 с. — 50 000 экз.

Ссылки

[moypolk.ru/soldiers/kryzhanovskiy-andrey-vasilevich Материал об А. В. Крыжановском на сайте «Бессмертный полк»]

Отрывок, характеризующий Крыжановский, Андрей Васильевич

– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.