Кузнецов, Виталий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кузнецов Виталий Николаевич
Дата рождения:

16 августа 1932(1932-08-16)

Место рождения:

Москва, РСФСР, СССР

Дата смерти:

30 мая 2011(2011-05-30) (78 лет)

Место смерти:

Москва, Россия

Страна:

СССР СССР, Россия Россия

Научная сфера:

философия

Место работы:

МГУ им. М. В. Ломоносова

Учёная степень:

доктор философских наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ им. М. В. Ломоносова

Кузнецо́в Вита́лий Никола́евич (16 августа 193230 мая 2011) — российский философ, историк философии, доктор философских наук, профессор, лауреат Ломоносовской премии II степени за 1995 г., заслуженный профессор МГУ имени М. В. Ломоносова.





Биография

Окончил с отличием[1] философский факультет МГУ в 1955, затем аспирантуру по кафедре философии Московского областного педагогического института (1958), где защитил кандидатскую диссертацию «Мировоззрение Вольтера»[2]. С 1960 вел исследовательскую и преподавательскую работу на кафедре истории зарубежной философии философского факультета МГУ[3]. В 1973 защитил докторскую диссертацию «Экзистенциализм Жана-Поля Сартра».

Специализировался по истории западной философии Нового времени (от Бэкона до Фейербаха), однако работы В.Н. Кузнецова по истории французской философии[4], а также предлагаемые им темы курсовых и дипломных работ, охватывают и творчество мыслителей XX столетия (французский неотомизм, французский персонализм, философия Бергсона и др.). В вышедшем в 1986 г. втором томе новой серии университетских учебных пособий по истории зарубежной философии[5] раздел II «Философия французского Просвещения XVIII века» (с. 144-388) целиком написан проф. В. Н. Кузнецовым. Ему принадлежат вступительные статьи и комментарии к изданиям русских переводов ряда французских философов[6].

Ведущий специалист кафедры по немецкой классической философии, автор учебника «Немецкая классическая философия» (1989; 2-е изд. в 2003) и спецкурсов, посвящённых представителям этого периода в истории философииФеноменология духа» Гегеля, философия Фихте и др.).

Среди аспирантов проф. В. Н. Кузнецова — П.В. Резвых[7] и др.

Сочинения

  • Кузнецов В. Н. Французская буржуазная философия XX века. — М.: Мысль, 1970. — 318 с. — 10 000 экз.
  • Кузнецов В. Н. Франсуа Мари Вольтер. — М.: Мысль, 1978. — 223 с. — (Мыслители прошлого).
  • Кузнецов В. Н. Французский материализм XVIII века. — М.: Мысль, 1981. — 303 с. — 28 000 экз.
  • Кузнецов В. Н. [www.domknig.net/book-3050.html Немецкая классическая философия второй половины XVIII — начала XIX века: Учеб. пособие для ун-тов]. — М.: Высшая школа, 1989. — 480 с. — 29 000 экз. — ISBN 5-06-000002-8.
    • Кузнецов В. Н. Немецкая классическая философия: Учеб. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Высшая школа, 2003. — 438 с. — 5000 экз. — ISBN 5-06-004223-5.
  • Кузнецов В. Н. Европейская философия XVIII века: Учебное пособие. — М.: Академический проект, 2006. — 544 с. — (Gaudeamus). — 3000 экз. — ISBN 5-8291-0676-0.

Напишите отзыв о статье "Кузнецов, Виталий Николаевич"

Примечания

  1. [www.philos.msu.ru/fac/history/fmu/kuznezovVN.html Философы МГУ: Кузнецов Виталий Николаевич]
  2. Свыше 400 страниц машинописного текста — нетрадиционно большой объем для кандидатской диссертации.
  3. См. об этом: Кузнецов В. Н. [www.domknig.net/book-3050.html Немецкая классическая философия второй половины XVIII — начала XIX века: Учеб. пособие для ун-тов]. — М.: Высшая школа, 1989. — С. 5 (Предисловие). — 480 с. — 29 000 экз. — ISBN 5-06-000002-8.
  4. Основным иностранным языком проф. В.Н. Кузнецова был французский.
  5. Кузнецов В. Н., Мееровский Б. В., Грязнов А. Ф. Западноевропейская философия XVIII века: Учеб. пособие для студентов филос. фак. ун-тов. — М.: Высшая школа, 1986. — 400 с. — 30 000 экз.
  6. См.:
    • Кузнецов В. Н. Философское наследие Дидро // Дидро Д. Сочинения: в 2-х т. Т. 1 / Сост., ред. и вступит. статья В. Н. Кузнецова. — М.: Мысль, 1986. — С. 3-57. — 592 с. — (Философское наследие). — 53 000 экз.
    • Кузнецов В. Н. Философское творчество Вольтера и современность // Вольтер. Философские сочинения / Отв. ред. В. Н. Кузнецов. — 2-е изд. — М.: Наука, 1996. — 560 с. — (Памятники философской мысли). — 2820 экз. — ISBN 5-02-013250-0.
    * Да скроется тьма! Французские материалисты XVIII в. об атеизме, религии, церкви / Вступит. статья В. Н. Кузнецова. — М., 1976.
  7. См.: Резвых, Пётр Владиславович. Проблема творения в поздней философии Ф.В.Й.Шеллинга // Дис. на соискание учёной степени канд. филос. наук : 09.00.03 М., 1995.

Ссылки

[new.philos.msu.ru/fmu/kuznecov_vitalii_nikolaevich/ Кузнецов, Виталий Николаевич]

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Виталий Николаевич

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.