Философский факультет МГУ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Философский факультет
Московский государственный университет
Английское название Faculty of Philosophy of Moscow State University (MSU)
Девиз Cogito ergo sum
Год основания 1755
Декан член-корр. РАН, профессор В. В. Миронов
Место расположения 119992, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корпус 4, Шуваловский корпус МГУ
Официальный
сайт
philos.msu.ru
E-mail info@philos.msu.ru

Филосо́фский факульте́т Моско́вского госуда́рственного университе́та им. М. В. Ломоно́сова — старейший факультет Московского университета. Ведёт обучение бакалавров и магистров по очной форме на бюджетной и договорной основе. Для обучения в бакалавриате абитуриент может выбрать одно из 5 направлений подготовки:





История факультета

1755—1804

История факультета начинается с 1755 года, когда был основан Московский университет. В соответствии с планом М. В. Ломоносова в Московском университете были образованы 3 факультета: философский, юридический и медицинский. Своё обучение все студенты начинали на философском факультете, где получали фундаментальную подготовку по естественным и гуманитарным наукам. Образование можно было продолжить, специализируясь на юридическом, медицинском или на том же философском факультете. На первой стадии обучения философии студенты осваивали такие дисциплины как логика, метафизика (умозрительная философия) и нравоучение (практическая философия).

Штат философского факультета составляли четыре профессора: философии (включавшей курсы по логике, метафизике и этике), физики, красноречия, истории. Преподавание велось на латинском языке. В этот первоначальный период философию в Московском университете преподавали приглашенные из Германии профессора — И. Г. Фроманн, И. М. Шаден, а с 1765 года — выпускник университета Д. С. Аничков (он первым в Московском университете защитил философскую диссертацию); затем — А. М. Брянцев. Курс лекций по эстетической критике читал И. Г. Шварц. На факультете преподавали также Н. Н. Поповский и И. Мельманн. Затем начали чтение своих курсов — Ф. Х. Рейнгард, Х. Ф. Маттеи, Ф. Г. Баузе, И. Ф. Буле, М. М. Снегирёв; лекции по философским дисциплинам в последние десятилетия XVIII века читали также выпускники университета Е. Б. Сырейщиков и Д. Н. Синьковский[1]. Русский и латинский языки преподавал на факультете с 1755 года Ф. А. Яремский. Огромный след в истории университета оставила деятельность Н. И. Новикова, арендовавшего в 1779—1789 годах университетскую типографию и выпустившего более 800 изданий, в числе которых было немало книг по философии и богословию. Так, один из философов Новиковского круга C. И. Гамалея перевел на русский язык все сочинения Якова Бёме (однако они не были изданы, так как относились к кругу литературы для посвященных в масонской среде).

Кафедру истории возглавил Х. Г. Келлнер, а с 1760 года — И. Г. Рейхель. Кафедру красноречия с 1761 года до 1791 года возглавлял А. А. Барсов; он читал курсы грамматики, риторики и поэзии. В это же время, с 1761 года, ординарным профессором физики, читавшим лекции по прикладной математике и экспериментальной физике, был И. А. Рост.

Философия в составе других факультетов (1804—1917)

В 1804 году, по новому Уставу университета было образовано четыре отделения (факультета): нравственных и политических наук, физических и математических наук , врачебных или медицинских наук, словесных наук. Обучение философии осуществлялось на отделении нравственных и политических наук, что заложило традицию отнесения философии прежде всего к гуманитарным наукам, в отличие, например, от ряда европейских стран.

В 1817 году для философии наступили тяжелые времена, связанные с объединением духовного и светского образования. Фактически специализированное преподавание философии прекратилось. С 1821 года чтение лекций по философии в Московском университете фактически прекратилось, изучение философии осталось уделом других университетов и слушателей Духовных академий, хотя номинально философский факультет в составе Университета оставался.

По уставу 1835 года философский факультет был разделён на два отделения — историко-филологическое (в котором имелась кафедра философии) и физико-математическое. Однако это не означало ослабления интереса к философии в Московском университете. 1820—1830-е годы — время, когда вся общественная атмосфера была пропитана философскими идеями, увлечением германской метафизикой. Осмысляя, подчас негативно, подобно П. Я. Чаадаеву, опыт российской истории, мыслящие люди ощущали насущную потребность в философии для реформирования российского общества и государства. В Москве возникали философские кружки и салоны, партии славянофилов и западников, уподобленные А. И. Герценом «двуликому Янусу».

В 1850 году Николаем I по представлению министра народного просвещения князя Ширинского-Шихматова было запрещено преподавание теории познания, метафизики, нравоучительной философии и истории философии. Широко известно высказывание министра: «Польза от философии весьма сомнительна, а вред очевиден». В этом же году философский факультет был ликвидирован, на его базе были открыты два факультета: историко-филологический и физико-математический, но кафедры философии в их структуре уже не было.

В 1863 году по новому уставу была восстановлена кафедра философии в рамках юридического факультета, которая занималась в основном философией права. Лишь в 1906 году на историко-филологическом факультете организуется группа философских наук и курс по истории новой философии. Такое положение сохраняется до 1919 года.

Несмотря на очень «осторожное» отношение к философии со стороны властей, после 1863 года происходит чрезвычайный рост её популярности, связанное с деятельностью выдающихся русских философов, из которых можно отметить следующих:

С лекциями по философии на кафедре выступали:

Историю права и основы философии права читал Б. Н. Чичерин.

Выпускники философского отделения конца XIX — начала XX века:

Преподавание философии после революции

После 1917 года из Москвы уезжают некоторые профессора философии, но зато приступают к преподаванию деятели, известные в истории русской философии.

Однако, в 1918 году кафедра философии вновь упраздняется и преподавание философии осуществляется благодаря личной инициативе ряда профессоров.

В сентябре-декабре 1922 года административной высылке из России подверглись Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, С. Л. Франк. В Московский университет была направлена группа ученых-марксистов, в числе которых были А. В. Луначарский, В. И. Невский, И. К. Луппол, И. К. Скворцов-Степанов и др. Запрещение преподавания в университете таким философам, как Л. М. Лопатин, Г. Г. Шпет, Г. И. Челпанов означало прекращение преподавания философии в Московском университете в академическом духе.

В 1933 году образуется Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ), где осуществляется преподавание философии.

В самые трудные годы войны, в декабре 1941 года, в Ашхабаде, куда был эвакуирован университет, происходит слияние МИФЛИ с МГУ, что привело к восстановлению после длительного перерыва (с 1850 года) философского факультета в составе трех кафедр: диалектического и исторического материализма, истории философии и психологии.

Преподавание философии в послевоенный период

После Великой Отечественной войны, несмотря на очень сложную политическую и идеологическую обстановку, начался подлинный подъём философского образования, который был связан с именами профессоров дореволюционной школы, таких как В. Ф. Асмус, А. Ф. Лосев, А. С. Ахманов, П. С. Попов, М. А. Дынник, О. В. Трахтенберг, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн.

В начале 1950-х годов в Москве прошёл ряд острых дискуссий по актуальным вопросам философии, совпавших с отходом от власти и смертью И. В. Сталина. На философском факультете формируется ряд неформальных групп, в дальнейшем сыгравших важную роль в восстановлении философской мысли в России, прежде всего, т. н. «группы гносеологов» (Э. В. Ильенков, В. И. Коровиков и др.) и Московского логического (позднее методологического) кружка (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, М. К. Мамардашвили, Г. П. Щедровицкий и др.)[2].

В 1960—1980-е годы происходило структурное развитие факультета, открывались новые кафедры, деятельность которых совпадала с основными разделами классического философского знания, началась систематическая подготовка философских кадров для педагогических и научных учреждений.

Декан факультета В. В. Миронов уже в наши дни отмечал, что "степень свободы на философском факультете, по крайней мере в период от 1970-х годов, была достаточно высокой"[3].

Деканы факультета

Деканы философского факультета МГУ в хронологической последовательности[4]:

  1. доц. Ф. И. Хасхачих (1941)
  2. с.н.с. И. Г. Каплан (1941—1943)
  3. к.филос.н. Г. Г. Андреев (1942)
  4. д.филос.н. Б. С. Чернышёв (1943)
  5. к.филос.н. Д. А. Кутасов (1943—1949)
  6. д.филос.н. В. Ф. Берестнев (1949)
  7. д.филос.н. В. И. Мальцев (1949, и. о.)
  8. д.филос.н. А. П. Гагарин (1949—1952)
  9. д.филос.н. В. С. Молодцов (1952—1968)
  10. д.филос.н. М. Ф. Овсянников (1968—1974)
  11. к.филос.н. Э. М. Цыганкова (1974, и. о.)
  12. член-корр. РАН С. Т. Мелюхин (1974—1977)
  13. д.филос.н. В. В. Богатов (1977—1978, и. о.)
  14. д.филос.н. А. Д. Косичев (1978—1986)
  15. д.филос.н. Р. И. Косолапов (1986—1987, и. о.)
  16. д.филос.н. А. В. Панин (1987—1998)
  17. член-корр. РАН В. В. Миронов (с 1998)

Факультет в настоящее время

В последние десятилетия факультет динамично развивается. В 1996 году на базе кафедры философии религии и религиоведения на факультете было создано отделение религиоведения. В 2000 году на факультете была открыта образовательная программа «Связи с общественностью», в 2003 году — образовательная программа «Экономическая политика», в 2005 году был открыт набор на отделение культурологии. В 2009 году в структуре факультета созданы новые кафедры: философии образования, философии языка и коммуникаций, философии политики и права. В настоящее время в состав факультета входят 17 кафедр, учебная лаборатория информационных систем в гуманитарном образовании, лаборатория современных религиозных процессов, Центр исследования сознания, а также Центр современной философии и социальных наук.

Поступление на факультет

При поступлении на факультет абитуриент имеет право подать заявление на прохождение вступительных испытаний по нескольким образовательным программам[5].

Лица, не прошедшие по конкурсу на бюджетные места, имеют право с набранными результатами поступать на отделения факультета по контракту. Набор на контрактное обучение по данным отделениям осуществляется сразу после объявления результатов на бюджетные места.

Зачисление на контрактное обучение осуществляется одновременно с основным набором. По завершении обучения по данным программам выдаётся диплом государственного образца.

Кафедры

  • [logic.philos.msu.ru/ Кафедра логики]. Создана в 1947 г., первая кафедра логики в истории страны. Завкафы: П.С. Попов (с 1947 по 1948 г.), В.И. Черкесов (с 1948 по 1957 г.), В.Ф.Асмус (с 1957 по 1958 г.), М.Н. Алексеев (с 1958 по 1965 г.), И.С. Нарский (с 1965 по 1966 г.), А.А. Зиновьев (с 1967 по 1968 г.), А.А. Старченко (с 1968 по 1982 г.), Ю.В.Ивлев (с 1982 по 2003 г.), В.И. Маркин (с 2003 г.).
  • [itmk.philos.msu.ru/ Кафедра истории и теории мировой культуры]
  • [ontol.philos.msu.ru/ Кафедра онтологии и теории познания]
  • [socphil.philos.msu.ru/ Кафедра социальной философии]
  • [metodol.philos.msu.ru/ Кафедра философии и методологии науки]
  • [etic.philos.msu.ru/ Кафедра этики]. Была учреждена в 1969 году и стала первой специализированной кафедрой этики в стране. Первый заведующий профессор С. Ф. Анисимов.
  • [estet.philos.msu.ru/ Кафедра эстетики]
  • [rf.philos.msu.ru/ Кафедра истории русской философии] (в 1955—1988 годах называлась кафедрой истории философии народов СССР, в 1988—1991 годах — кафедрой истории отечественной философии; создана в 1943 г. по инициативе М. Т. Иовчука[6], завкафы: 1943—1947 М. Т. Иовчук, 1947—1983 И. Я. Щипанов, 1983—1985 и. о. В. В. Богатов, 1985—1992 В. А. Кувакин, c 1992 М. А. Маслин)
  • [izf.philos.msu.ru/ Кафедра истории зарубежной философии] (образована в 1939 г. в МИФЛИ как кафедра истории философии, с 1943(4?) кафедра истории западноевропейской философии, с 1950-х кафедра истории зарубежной философии; завкафы: 1939-40 Александров, 1940-44 Чернышев, 1944-48 Светлов, 1949-68 Ойзерман, 1968-85 Ю.К. Мельвиль, 1985-2004 А.Ф. Зотов, с 2004 г. Васильев Вадим Валерьевич)
  • [relig.philos.msu.ru/ Кафедра философии религии и религиоведения]
  • [antrop.philos.msu.ru/ Кафедра философской антропологии]
  • [fpp.philos.msu.ru/ Кафедра философии политики и права]
  • [ecpolit.philos.msu.ru/ Кафедра экономической политики] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3988 дней) — историякопия)
  • [flc.philos.msu.ru/ Кафедра философии языка и коммуникации]
  • [phedu.philos.msu.ru/ Кафедра философии образования]
  • [new.philos.msu.ru/kaf/human/ Кафедра философии гуманитарных факультетов] (Возникла в 1953 году. Вначале именовалась кафедрой диалектического и исторического материализма, затем кафедрой марксистско-ленинской философии, пока не получила нынешнее название. Обеспечивает преподавание философии на историческом, юридическом, филологическом, экономическом, психологическом факультетах, а также на факультетах журналистики, иностранных языков и государственного управления.) Первый заведующий З. Я. Белецкий. Также кафедрой заведовали Д. М. Угринович и др.
  • [nature.philos.msu.ru/ Кафедра философии естественных факультетов]

См. также

Напишите отзыв о статье "Философский факультет МГУ"

Примечания

  1. Павлов А. [old.philos.msu.ru/fac/history/f-history/f_history12.html Философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова: Очерки истории. — М.: «Современные тетради», 2002. — 176 с.]
  2. См. :
    Белянчикова Л. [www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=97&level1=main&level2=articles Б. Грушин: «Мы все время вели войны за свой предмет»] // RELGA. № 2 (92) 11.05.2004;
    Зиновьев А. А. В преддверии рая (1979);
    Грушин Б. А. Мы пытались ответить на кардинальные вопросы // «Вопросы методологии». 1991, № 1;
    Мамардашвили М. К. Начало всегда исторично, то есть случайно // «Вопросы методологии», 1991, № 1;
    ММК в лицах — М., 2006. — 436 с. ISBN 5-903065-05-8;
    ММК в лицах. Т. 2 — М., 2007. — 384 с. ISBN 978-5-903065-09-7;
    Садовский В. Н. Философия в Москве в 50-е и 60-е годы. // Вопросы философии, 1993. № 7;
    Tabatchnikova S. Le Cercle de méthodologie de Moscou (1954—1989): Une pensée, une pratique. — P., 2007—332 pp.
    Хромченко М. С. Диалектические станковисты (главы из книги о Г. П. Щедровицком). — М., 2004. — 160 с. ISBN 5-98530-003-X;
    Щедровицкий Г. П. Я всегда был идеалистом. — М., 2001. — 323 с.;
    Щедровицкий Г. П. Московский методологический кружок: развитие идей и подходов. / Из архива Г. П. Щедровицкого. Т. 8. Вып. 1. — М., 2004. — 352 с.
  3. [old.russ.ru/ist_sovr/20000531_int.html www.russ.ru Денис Бычихин. Девушка-философ: казус или норма?]
  4. Корсаков С. Н. Деканы философского факультета МГУ // Философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова: страницы истории. М.: Изд-во МГУ, 2011. С. 13-275.
  5. Информация на сайте [www.msu.ru/info/struct/dep/philos.html Философский факультет МГУ]
  6. [new.philos.msu.ru/edu/stud/note/edu_direction/philos/irf/ Философский факультет]

Ссылки

  • [philos.msu.ru/ Философский факультет МГУ]
  • [www.msu.ru/info/struct/dep/philos.html Философский факультет на официальном сайте МГУ]
  • [www.facebook.com/prmsu Сообщество студентов отделения «Связи с общественностью» на facebook]
  • [www.filosfak.ru/ Новый студенческий сайт Философского факультета МГУ]
  • [www.thinkabout.ru/ Старый студенческий сайт Философского факультета МГУ]
  • [www.livejournal.com/community/philos_msu/ ЖЖ-сообщество студентов Философского факультета МГУ]
  • [www.livejournal.com/community/philos_msu1/ ЖЖ-сообщество первокурсников Философского факультета МГУ]
  • [politeducation.msk.ru/ Студенческий сайт политологических отделений Философского факультета МГУ]


Отрывок, характеризующий Философский факультет МГУ

– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил: