Попов, Павел Сергеевич

Павел Сергеевич Попов

Па́вел Серге́евич Попо́в (28 июля (9 августа) 1892, Иваново — 31 января 1964, Москва) — российский и советский литературовед, историк философии. Муж внучки Льва Толстого Анны Ильиничны (1888—1954), брат художницы Любови Сергеевны Поповой.

Биография

Сын Сергея Максимовича Попова (31.03.1862—25.06.1934), крупного текстильного фабриканта, главным предприятием которого была Ивановская суконная фабрика. Мать — Любовь Васильевна, урождённая Зубова (ум. 1923). Детей в семье было четверо и всем родители дали отличное образование: сыновья окончили университет, дочери — высшие женские курсы.

Павел Попов начал учиться в Ялтинской гимназии; в 1906 году переведён в 5-й класс гимназии Поливанова (вып. 1910). Затем окончил в 1915 году историко-филологический факультет Московского университета — историческую секцию. Ещё студентом, с 1911 года, он начал публиковать в «Голосе минувшего» рецензии на работы А. Бергсона, статьи о Ф. Достоевском, Л. Андрееве и др.

После окончания университета преподавал в гимназиях. В 1921 году П. С. Попов получил звание доцента; затем был профессором Нижегородского университета; работал в ГАХН (1923—1930), после разгрома которой и последовавших ареста и высылки — в Институте русской литературы (Пушкинском доме) (1931—1932) и снова в Москве — Институте международных отношений.

По характеристике бывшего его студентом акад. Л. Н. Митрохина: «Это был один из ярких представителей старой русской профессуры, для которых студенты и аспиранты составляли часть их семьи. Человек завидной эрудиции и порядочности».

В 1943 году он защитил диссертацию по аристотелевской тематике на соискание учёной степени кандидата философских наук, после чего до конца жизни преподавал на философском факультете МГУ. В 1947—1948 годы заведовал кафедрой логики — всего несколько месяцев; Н. И. Толстой комментировал в связи с этим: «… на виду ему было находиться неудобно, потому что был Павел Сергеевич не просто православного вероисповедания, а истово верующим христианином. Церковь посещал всегда, в любые времена, и нередко имел из-за этого служебные неприятности». Членом КПСС не состоял.

На протяжении всей жизни интересовался проблемами бессознательного, но опубликовал на эту тему только работу «Бергсон и его критики» (1916), поскольку тема в советский период не приветствовалась. С 1922 года на квартирах у А. Ф. Лосева и П. С. Попова начались регулярные встречи приверженцев религиозного направления имяславцев.

Двоюродная сестра П. С. Попова, Анна Михайловна Шуберт, оставившая его биографию, писала: «После революции 1917 года… от разработки философских проблем гносеологического порядка он стал постепенно переходить на проблемы логики, на литературоведение».

После знакомства в Евпатории в 1925 году, П. С. Попов 24 ноября 1926 года обвенчался с внучкой Л. Н. Толстого, Анной Ильиничной, которая привлекла его к работе над 90-томным собранием сочинений своего знаменитого деда; совместно с женой Попов подготовил издание писем Софьи Андреевны Толстой (1936). Работал над собранием сочинений А. С. Пушкина: в 1937 году появилась его статья «Пушкин как историк» («Вестник Академии наук СССР»); в 1939 — книга «Архив опеки Пушкина» (М.: Гос. лит. музей, 1939. — 448 с.). Занимался также творчеством Тургенева, Достоевского («„Я“ и „Оно“ в творчестве Достоевского», 1928), Чехова. Был дружен с Михаилом Булгаковым, собирал материалы для его биографии, сохранилась их переписка. Опубликовал учебник «История логики нового времени» (1960). Материал, подготовленный Поповым, вошёл в состав коллективных монографий: Попов П. С., Симонов Р. А., Стяжкин Н. И. Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения. — М.: Изд-во МГУ, 1974—222 с. и Попов П. С., Стяжкин Н. И. Развитие логических идей в эпоху Возрождения. — М.: Изд-во МГУ, 1983. — 153 с. — (История философии).

Литература

• Гудкова В. Павел Сергеевич Попов: Личность и судьба // Искусствознание. М., 1998. — № 1.
• [www.bulgakov.ru/p/popov/ Попов Павел Сергеевич] // Булгаковская энциклопедия
• Семёнова А. И. Наследие П. С. Попова — профессора Московского государственного университета. Историко-философский анализ : диссертация на соискание звания кандидата философских наук. — М., 2009.
• «Когда я вскоре буду умирать…»: Переписка М. А. Булгакова с П. С. Поповым (1928—1940) / Сост. В. В. Гудкова. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. — 272 с. — ISBN 5-699-04206-7.

Ссылки

• [new.philos.msu.ru/fmu/popov_pavel_sergeevich Статья] на сайте философского факультета МГУ
• [feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/tpt/tpt1007-.htm Попов П. С. С. А. Толстая и её письма] // Толстая С. А. Письма к Л. Н. Толстому / Ред. и примеч. А. И. Толстой и П. С. Попова. — М. — Л.: Academia, 1936. — С. VII—XXIV.

Отрывок, характеризующий Попов, Павел Сергеевич

– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]