Зиновьев, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Зиновьев.
Александр Зиновьев
Место рождения:

деревня Пахтино, Костромская губерния, РСФСР, СССР

Место смерти:

Москва, Российская Федерация

Научная сфера:

философия, социология, логика

Место работы:

МГУ, ИФ АН СССР

Учёная степень:

доктор философских наук (1960)

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ (1951)

Научный руководитель:

В. Ф. Асмус

Известные ученики:

В. Н. Порус

Награды и премии:

Алекса́ндр Алекса́ндрович Зино́вьев (29 октября 1922 года, Костромская губерния — 10 мая 2006 года, Москва) — советский и российский учёный-логик, социолог и социальный философ; специалист по методологии научных исследований; писатель, критик глобального капитализма.

В последние годы жизни в СССР и в эмиграции считался известным советским диссидентом[1]. Сам Зиновьев утверждал: «Я диссидентом никогда не был… Меня упорно зачисляли в диссиденты»[2][3].





Биография

Внешние изображения
[litrossia.ru/img/2012/48/268013015.jpg]

Александр Зиновьев родился в деревне Пахтино Чухломского уезда Костромской губернии РСФСР (ныне Чухломский район Костромской области) шестым ребёнком маляра Александра Яковлевича и крестьянки Аполлинарии Васильевны. В начале 1930-х годов семья Зиновьевых переселилась в Москву. Александр всегда выделялся большими способностями, с 1933 года учился в московской школе. Семья Зиновьевых жила в маленькой комнате на Б. Спасской улице[4].

Я… родился в 1922 году, вырос на идеалах коммунизма. Я не был никогда апологетом того общественного устройства, какое складывалось в России после 1917 года. Но я рос в нём, усваивал его лучшие идеалы, делал из себя человека, которого можно назвать идеальным или психологическим коммунистом. Идеальным коммунистом мы считали тогда человека, живущего и трудящегося во имя интересов коллектива и всей страны, готового жертвовать ради своего народа всем личным, довольствующегося малым, не стремившегося к собственности и карьере и т. д. Я и сейчас придерживаюсь этих принципов. Для меня, например, до сих пор нет ничего ненавистнее собственности, хотя и живу на Западе.
«Завтра», 1993, № 2[3][5]

В 1939 году с отличием окончил школу и поступил в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ), который в те годы был главным гуманитарным вузом в СССР. С 16 лет был убеждённым антисталинистом, участвовал в небольшой студенческой террористической группе, целью которой было убийство Сталина[6]. Группу так и не разоблачили, однако о его выступлениях, критикующих советский режим, в частности, коллективизацию, донесли («…не как антикоммунист, я таковым никогда не был и не являюсь, — а как „настоящий“ (романтический) коммунист, считавший сталинизм изменой идеалам настоящего коммунизма»[7]), за что он был подвергнут психиатрической экспертизе и в конечном итоге исключён из комсомола и из МИФЛИ[6]. Одновременно друзья написали на него другой донос, однако Зиновьеву удалось сбежать; он был объявлен во всесоюзный розыск, жил по подправленным документам[6][8], и в 1940 году пошёл добровольцем в Красную Армию, таким образом сумев избежать преследований.

Служил в кавалерии. Участвовал в Великой Отечественной войне с 1941 года в составе танкового полка. Однако к началу войны его полк не успел получить танки и поэтому воевал фактически как стрелковая часть. В конце 1941 года Зиновьев попал в авиационную школу, где осваивал специальность лётчика-истребителя. Школу окончить не успел, так как в 1942 году был возвращён в танковые войска. Однако затем возобновил обучение в авиационной школе (Ульяновской военной авиационной школе пилотов), откуда был выпущен в 1944 году как лётчик-штурмовик. Продолжил воевать в различных штурмовых полках на самолёте Ил-2, прошёл Польшу, Германию, был в Чехословакии, Венгрии, Австрии. Последние боевые вылеты совершил в ходе Пражской операции по уничтожению крупной группировки немецких войск генерал-фельдмаршала Шёрнера. Имел 31 боевой вылет, был награждён орденом Красной Звезды и другими орденами и медалями. Завершил войну в 1945 году в Берлине в звании младшего лейтенанта. Закончил службу в Красной Армии в 1946 году в звании старшего лейтенанта[4].

В 1946 году Александр Зиновьев поступил на философский факультет МГУ, в 1951 году получил диплом с отличием и остался в аспирантуре. Зиновьев — один из основателей Московского логического кружка (с 1952 года; туда также входили Б. А. Грушин, М. К. Мамардашвили и Г. П. Щедровицкий; позднее — Московский методологический кружок). В 1953 году вступил в КПСС; одна из рекомендаций была предоставлена Э. В. Ильенковым. В 1954 году защитил кандидатскую диссертацию «Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале „Капитала“ К. Маркса)» (впоследствии издана в 2002 году Институтом философии). В 1955 году стал научным сотрудником Института философии Академии наук СССР, где проработал до 1976 года; с 1955 по 1965 год преподавал в разных московских вузах. В 1960 году защитил докторскую диссертацию «Философские проблемы многозначной логики» (опубликована как монография). В 1967—1968 годах по совместительству заведовал кафедрой логики МГУ. В 1962—1972 годах написал множество научных книг и статей, получил мировую известность: все его крупные произведения были вскоре переведены на иностранные языки. Выдвигался в члены-корреспонденты Академии наук СССР и на Государственную премию СССР. Часто приглашался на заграничные конференции, но ни на одной не побывал. В 1975 году его избрали членом Финской академии наук[9].

Как пишет О. Зиновьева, в 1968 году Зиновьев был снят с должности заведующего кафедрой логики в МГУ после истории с Юрием Гастевым и Виктором Финном, которые были связаны с диссидентами, а затем и лишён профессуры. Постепенно у него начались проблемы с публикацией научных работ, и он стал писать публицистические произведения и пересылать их на Запад. Статьи публиковались в Польше и Чехословакии. Тогда же он много выступал с публичными лекциями на различные темы, а его статьи распространялись в «самиздате»[10].

В 1974—1975 годах конспиративно писал и пересылал на запад части романа «Зияющие высоты», который был опубликован в 1976 году в Швейцарии в издательстве «L`Age d`Homme»; появлению романа сопутствовало освещение в западных радиостанциях[9]. Книга в иронической и юмористичной форме описывала общественную жизнь в Советском Союзе. «Зияющие высоты» стали бестселлером и были переведены на 20 языков. За несоответствие идеологическим нормам книга была признана антисоветской, и Зиновьева лишили всех научных званий, военных наград, исключили из КПСС и уволили с работы. После публикации в 1978 году романа «Светлое будущее», где Л. И. Брежнев был подвергнут прямой сатирической критике, органы правопорядка, по словам Зиновьева, предложили ему выбор между тюремным заключением сроком на 7 лет и выездом из страны; Зиновьев выбрал выезд. 6 августа 1978 года А. Зиновьев с женой и семилетней дочерью был выслан из СССР в ФРГ[9][11].

Хочу обратить внимание читателя на то, что многие представители моего поколения вырастали в Советском Союзе, но в неизмеримо большей степени как люди западноевропейские, а не национально русские, – я в этом отношении ушёл дальше многих других. Даже сейчас, после трагической гибели России, для меня главной тревогой стала судьба именно западноевропейской цивилизации. То, что Россия обречена на гибель, мне было ясно с самого начала послевоенной истории (точнее – с 1985 года). Было ясно, почему она обречена, чем закончится её история. Это у меня подробно описано во многих статьях и книгах. Я этим не горжусь – просто констатирую как факт.

Александр Зиновьев, 2006 год[12]

По прибытии в Мюнхен, Зиновьев был принят президентом Мюнхенского университета Н. Лобковицем, Зиновьеву была предоставлена работа профессора кафедры логики Мюнхенского университета[13]. С 1978 по июнь 1999 года Александр Зиновьев с семьёй жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом.

До периода перестройки Зиновьев был одним из самых ярких критиков советской системы. Однако перестройку Зиновьев воспринял резко отрицательно, назвав её «Катастройкой». С его точки зрения, это был неправильный ответ на кризис, поскольку Горбачев и другие руководители КПСС приняли кризис управления за кризис самого советского строя. Такая неадекватная политика, по мнению Зиновьева, неминуемо должна была привести к краху коммунизма, а не к его продекларированному обновлению[14]:15. При этом Зиновьев отрицательно относился к распространению прозападных либеральных ценностей. В поздних изданных трудах крайне негативно оценивал разрушение советской системы.

В 1990 году Президиумом Верховного Совета СССР восстановлен в советском гражданстве. В том же году участвовал на французском телевидении в дебатах с Б. Н. Ельциным, в ходе которых раскритиковал ельцинскую критику советской системы и назвал его политические обещания демагогическими и невыполнимыми[15].

В 1999 году он попал в шорт-лист номинантов на Нобелевскую премию в области литературы, однако Зиновьев жёстко критиковал тогда бомбардировки Сербии; премию получил Гюнтер Грасс[8]. Вдова Зиновьева Ольга отмечала, что происходящее в Югославии подтолкнуло Зиновьева к возвращению в Россию[8].

30 июня 1999 года возвратился в Москву, мотивируя это тем, что невозможно «находиться в лагере тех, кто уничтожает мой народ и мою страну»[16]. По приглашению ректора МГУ В. А. Садовничего стал профессором философского факультета МГУ[15].

В 1999 году выдвигался в Госдуму по списку Российского Общенародного Союза, но не был зарегистрирован, так как вернулся в Россию незадолго до этого.

Зиновьев скончался 10 мая 2006 года от опухоли мозга. Согласно завещанию, был кремирован, пепел был развеян с вертолёта над районом Чухломы, где родился и вырос Зиновьев, на этом месте был установлен валун[14]:18 В память о заслугах перед российской культурой на Новодевичьем кладбище в Москве была сооружена символическая могила-кенотаф и памятник Зиновьеву.

Внешние изображения
[www.kp.ru/f/4/image/07/75/597507.jpg Александр и Ольга Зиновьевы]

А. А. Зиновьев был трижды женат. От первого брака у Зиновьева остался сын Валерий (р. 1944), от второго — дочь Тамара (р. 1954), от третьего брака две дочери — Полина (р. 1971) и Ксения (р. 1990)[17].

Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия — это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка.

— Одни из самых последних слов Зиновьева, по свидетельству вдовы Ольги[8]

Общая характеристика творчества

Творчество Александра Зиновьева разделяется на три основных периода:

  • 1-й, «академический» — до публикации «Зияющих высот» (1976) и высылки из Советского Союза. Основная сфера его занятий — логика и методология науки. Труды этого периода: «Философские проблемы многозначной логики» (1960), «Логика высказываний и теория вывода» (1962), «Основы логической теории научных знаний» (1967), «Комплексная логика» (1970), «Логика науки» (1972), «Логическая физика» (1972) и др.;
  • 2-й: 1978—1985 годы — исследование, описание и критика «реального коммунизма» в различных литературных жанрах: в публицистике, социальной сатире и социологическом эссе. В этот период 3иновьевым написаны следующие работы: «Светлое будущее» (1978), «В преддверии рая» (1979), «Жёлтый дом» (1980), «Коммунизм как реальность» (1981), «Гомо советикус» (1982), «Мой дом — моя чужбина» (1982), «Пара беллум» (1982), «Ни свободы, ни равенства, ни братства» (1983), «Иди на Голгофу» (в основном написана в 1982, обнародована в 1985) и др.;
  • 3-й: после начала перестройки в СССР — критика распада советской системы, поворот к критике современного западного общества[18] Алексей Панкин отмечал: «Поворот Зиновьева после распада СССР поразителен. Антикоммунист стал называть „реальный коммунизм“ вершиной российской истории. Человек, в юности замышлявший покушение на Сталина, стал его защитником…»[19]

Александр Зиновьев являлся одним из наиболее известных и плодотворных авторов в жанре социологического эссе. В такой повести в художественном стиле описываются социально значимые аспекты жизни людей в данном обществе, иллюстрируемые характерными для него событиями и описаниями типичных явлений. Вымышленные действующие лица служат для описания качеств социальных типов людей и высказывают различные мнения. В таком жанре и была написана его книга «Зияющие высоты» и другие: «Светлое будущее», «В преддверии рая», «Записки ночного сторожа», «Жёлтый дом» в 2-х томах (1980), «Иди на Голгофу» (1985), «Живи» (1989), «Глобальный человейник» (1997), «Катастройка» (1989), «Искушение» (1991), «Русская трагедия (Гибель утопии)» (2002).

Кроме философских произведений, Зиновьев много времени уделял поэзии и живописи. Картины Зиновьева выполнены в экспрессионистской и сюрреалистической манере, несут сильный заряд эмоций, символизируют противостояние автора враждебному миру, одиночество. Даже в лирических стихотворениях чувствуется резкая, задиристая манера Зиновьева общаться с окружающим миром.

Социальная философия

Зиновьев называл свою теорию «логической социологией», которую он разработал на основе собственных исследований в области логики и методологии науки.[20] Социологическую теорию Зиновьева можно разделить на общую и частную. Общая относится ко всему миру, частная теория — к советскому коммунизму[21]. Главным методом социального познания следует считать наблюдение. Эксперимент и моделирование в социальной реальности по понятной причине могут быть только мысленными, но они, как и другие общенаучные методы познания, станут эффективны лишь в том случае, если будут применены к достоверным данным[22].

Центральным в социологии Зиновьева является введенное им понятие законов социальности — законов экзистенциального эгоизма, которые отличаются от законов зоологического индивидуализма тем, что они в силу способности людей к познанию мира и рациональной организации своей деятельности обнаруживаются с большей изощренностью и неотвратимостью. Они определяют функционирование больших масс людей, и этим законам следуют социальные субъекты — индивиды в социальных объединениях. Одним из основополагающих законов является размежевание социального объединения на тех, кто командует и тех, кто подчиняется, и распределение благ соответственно месту субъекта во властной иерархии. Законы социальности заставляют индивида действовать, исходя из его собственной социальной позиции, чтобы сохранить её, по возможности укрепить и занять более высокую позицию. Их не следует путать с нормами морали, права и другими сознательно задаваемыми регулятивами поведения. Последние выработаны людьми как средства защиты от самих законов социальности, то есть от самих себя. Эффективность этой защиты является относительной, ибо она может лишь нейтрализовать следствия законов социальности, но не отменить их действие.

Предшественниками концепции социальности можно считать Макиавелли с его анализом искусства государственного правления, Гоббса с гипотезой о естественном состоянии войны всех против всех и Мандевиля с идеей о том, что общее благо складывается из частных зол.[23]:14—15

Зиновьев выделяет три основных аспекта в социальных объединениях, характеризующих отношения, складывающиеся между социальными субъектами: деловой, коммунальный и идеологический (менталитетный). Они характеризуют отношения, складывающиеся между социальными субъектами в зависимости от их деловой эффективности, места в иерархической социальной структуре и ментальных представлений. Деловой аспект охватывает действия людей и и формы их организации, направленные на обеспечение средств существования, создание материальной культуры. Коммунальный аспект включает все поступки людей, связанные с самим фактом наличия большого количества индивидов, вне зависимости от их интересов. Менталитетный аспект охватывает сферу сознания (психики, менталитета) человека. Конкретные общества отличаются друг от друга тем, какое из этих фундаментальных отношений человеческого общежития становится доминирующим и разворачивается в специальные закономерности, придающие ему своеобразный облик.

Капиталистические общества сложились на преимущественной основе деловых (товарных) отношений и стали обществами экономическими. Общество советского типа выросло с преимущественной опорой на коммунальные отношения, превратившиеся в этом случае из общесоциальных законов в специальные закономерности функционирования коммунистического общества. Поэтому ключевым для понимания реального коммунизма является анализ отношений между людьми в трудовом коллективе и отношений между коллективами в обществе. Советское общество и есть реальный коммунизм, и никакого другого коммунизма быть не может.[14]:13—15

В обобщающей фундаментальной монографии «На пути к сверхобществу» (2000) подробно представлены методологические и логические основы его социологии, формулируется категориально-понятийный аппарат для анализа исторических процессов, рассматриваются как в общем виде, так и конкретно основные направления тенденций развития современного человечества («человейника»): реальный коммунизм и западнизм.[24]

В данном исследовании и других поздних работах Зиновьев вводит понятие «человейника» для характеристики человеческих объединений. «Человейники» обладают следующими свойствами: действуют как целое, имея сложное внутреннее строение с разделением функций, достаточно долговечны, занимают определенную территорию, автономны во внутренней жизни и обладают внешней и внутренней идентификацией. «Человейник» в процессе эволюции проходит три стадии: предобщество, общество и сверхобщество. Переход от общества к сверхобществу является основной тенденцией развития «человейника» в ХХ веке. Это переход протекал в двух эволюционных линиях, сложившихся в рамках западноевропейской цивилизации и боровшихся друг с другом за роль лидеров мирового эволюционного процесса. Одна линия была представлена «человейниками» коммунистического типа и наиболее цельно воплотилась в Советском Союзе, её особенность состояла в опоре на коммунальный аспект жизнедеятельности. Вторая линия, именуемая западнистской, воплотилась в наиболее «чистом» виде в США, Западной Европе, в ней преимущественно развит деловой аспект жизнедеятельности «человейника». В этой борьбе победила вторая линия. Сверхообщество складывается после Второй мировой войны, и на этой стадии формируется единый, глобальный «человейник», при котором исчезают ранее существовавшие разнообразные общества, а господство сверхобщества устанавливается как господство Запада.[23]:14,16—18

По мнению историка и социолога А. Фурсова, работы Зиновьева находятся в рамках «новой социальной истории» — направления в мировых социально-исторических исследованиях, которое оформилось в 1970-х годах и представляет собой принципиально новый дискурс, противостоящий как либеральному, так и марксистскому. Тем самым Зиновьев, идя своим путём, часто оказывался в авангарде мировой теоретической мысли в области социальных наук, которая с начала XX в. пыталась разрешить проблему: возможно ли социальное знание, преодолевающее ограниченность взглядов как господствующих («идеология»), так и угнетенных («утопия») групп (Карл Мангейм). «Система Зиновьева» представляет, по мнению Фурсова, более многообещающую программу выхода за рамки когнитивных ограничений взгляда на реальность, чем «социология познания» Мангейма[25].

Цитаты

Целили в коммунизм, а попали в Россию.

Оценки

Известный немецкий славист и литературовед-русист Вольфганг Казак следующим образом охарактеризовал литературное творчество Александра Зиновьева:

— 3иновьев… преследует в своих довольно однообразных произведениях единственную цель: в сатирической форме, используя социологический анализ, разоблачать коммунистический строй и общество. Книга «Зияющие высоты» состоит, как и большинство других произведений, из нескольких сотен отдельных эпизодов, в которых изображены всевозможные аспекты жизни советской интеллигенции. В абстрактно обрисованных, совершенно схематичных персонажах порой легко узнаются фигуры современников, послуживших прообразами. Сквозного действия нет. Многочисленные непристойности в тексте действуют отталкивающе.[27]

По мнению российского и советского социолога Н. Ф. Наумовой, описание «зияющих высот» А. Зиновьева было единственной попыткой предложить целостную социологическую картину советской системы. Наумова считает, что, за исключением Зиновьева, советские социологи занимались простой социальной критикой, не желая системно изучать советское общество[28].

Российский философ и политолог Сергей Гавров полагает, что А. А. Зиновьев "обладал очень острым чувством справедливости, очень острым чувством правды… Он предельно искренен в научных работах и в своих оценках политических событий"[29].

Признание

Международные премии

Членство в академиях

Учёные степени и звания

Почётные звания

Государственные награды

Общественные награды

  • Орден Международной Федерации русскоязычных писателей («Культурное наследие», посмертно, 2016 г.)
  • «Звезда Московского Университета» («За служение Истине», 2005 г.)
  • Медаль «250 лет МГУ» (2005 г.)
  • Медаль «Никиты Моисеева» (Московский гуманитарный университет, 2002 г.)
  • Медаль «Пушкина» («Ревнителю Просвещения», Академия российской словесности)
  • Медаль «Виктора Розова» («За вклад в отечественную культуру», 2001 г.)
  • Медали «65 лет обороны Москвы»
  • Медали «65 разгрома немецко-фашистских войск под Москвой» (ЦК КПРФ)
  • Медали «60 лет взятия Берлина» (Межрегионального общественного фонда «Памяти народа»)
  • Медаль «50-летия „За нашу Советскую Родину“»
  • Орден Академии безопасности и правопорядка
  • Медаль «850 лет Костромы»

Память

С 1999 года работает Российско-Баварский исследовательский центр имени А. А. Зиновьева.

Памятник Александру Зиновьеву (скульптор А. Ковальчук) установлен в Костроме на территории Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова по адресу: г. Кострома, ул. 1 Мая, 14[33]. На историческом факультете университета открыта мемориальная аудитория Александра Зиновьева (фотоэкспозиция и выставка работ).

С 2007 года в память А. А. Зиновьева выходит общественно-политический онлайн журнал «Зиновьев»[34], посвящённый злободневным проблемам общества и человеческого мировоззрения, авторами которого являются известные российские и мировые политики и мыслители.

Основные работы

Научные труды

  • Зиновьев А. А. Логическое строение знаний о связях // Логические исследования. — М., 1959.
  • Зиновьев А. А. Следование как свойство высказываний о связях // Научные доклады высшей школы. Философские науки. — 1959. — № 3.
  • Зиновьев А. А. Об одной программе исследования мышления // Доклады АПН РСФСР. — 1959. — № 2.
  • Зиновьев А. А. О логической природе восхождения от абстрактного к конкретному // Философская энциклопедия. — 1960. — Т. 1.
  • Зиновьев А. А. К вопросу о методе исследования знаний (высказывания о связях) // Доклады АПН РСФСР. — 1960. — № 3.
  • Зиновьев А. А., Ревзин И. И. К определению понятия связи // Вопросы философии. — 1960. — № 1.
  • Зиновьев А. А. К определению понятия связи // Вопросы философии. — 1960. — № 8.
  • Зиновьев А. А. Об основных понятиях и принципах логики науки // Логическая структура научного знания. — М., 1965.
  • Зиновьев А. А. Философские проблемы многозначной логики. — М.: изд. АН СССР, 1960.
  • Зиновьев А. А. Логика высказываний и теория вывода. — М.: изд. АН СССР, 1962.
  • Зиновьев А. А. Основы логической теории научных знаний. — М.: Наука, 1967.
  • Зиновьев А. А. Очерк многозначной логики. — М., 1968.
  • Зиновьев А. А. Логическое следование. — М., 1970.
  • Зиновьев А. А. Комплексная логика. — М.: Наука, 1970.
  • Зиновьев А. А. Логика науки. — М.: Мысль, 1971.
  • Зиновьев А. А. Логическая физика. — М.: изд. АН СССР, 1972.
  • Зиновьев А. А. Нетрадиционная теория кванторов. — М., 1973.
  • Зиновьев А. А. Логика классов (множеств). — М., 1973.
  • Зиновьев А. А. Очерк эмпирической геометрии. — М., 1975.
  • Зиновьев А. А. Полная индукция и Последняя теорема Ферма. — 1979.
  • Зиновьев А. А. [www.zinoviev.ru/ru/zinoviev/zinoviev-kommunism.pdf Коммунизм как реальность]. — 1980.
  • Зиновьев А. А. [www.zinoviev.ru/ru/zinoviev/zinoviev-krisis.pdf Кризис коммунизма]. — 1990.
  • Зиновьев А. А. [istmat.info/node/29034 Запад. Феномен западнизма][35]. — М.: Центрполиграф, 1995. — 461 с. — ISBN 5-7001-0197-1.
  • Зиновьев А. А. Очерки комплексной логики. — М., 2000. — 560 с. — ISBN 5-8360-0125-1.
  • Зиновьев А. А. [www.zinoviev.ru/ru/zinoviev/zinoviev-sverch.pdf На пути к сверхобществу]. — М.: Центрполиграф, 2000. — 639 с. — ISBN 5-227-00590-7.
  • Зиновьев А. А. Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале Капитала К. Маркса). — М., 2002. — 312 с. — ISBN 5-201-02089-5.
  • Зиновьев А. А. [www.zinoviev.ru/ru/zinoviev/text2logic.pdf Логическая социология]. — М.: Социум, 2006. — 260 с.

Социологические романы и повести

Цикл «Искушение»

  • Евангелие для Ивана (1984)
  • [www.zinoviev.ru/rus/golgofa.html Иди на Голгофу] (1982)
  • Живи (1987)
  • [www.zinoviev.ru/rus/katastroika.html Катастройка] (1989)
  • Смута (1991)

Лекции, выступления, интервью

  • [www.polit.ru/lectures/2005/09/21/psizm.html «Постсоветизм»] — Лекция в клубе «Улица ОГИ», «Полит.ру» — 16.09.2005
  • А. Зиновьев и В. Межуев: [www.zpu-journal.ru/zpu/2004_1/scientific&philosophical_dialogues/5.pdf Диалог об образовании.] — из выступлений на заседаниях [www.rikmosgu.ru/ Русского интеллектуального клуба]

и научной конференции в МосГУ

  • [manekin.narod.ru/zinov.htm «Советская государственность была вершиной эволюции русской идеи»] — интервью Роману Манекину, km.ru — 24.11.2003
  • [vive-liberta.diary.ru/p187816216.htm?oam#more1 «Главное мировое зло — это частная собственность»] — интервью Ирине Щегловой
  • [situation.ru/app/j_art_105.htm Реальный коммунизм. — Интервью для альманаха «Восток», ч.1 — Вып. № 5, август-2003], [situation.ru/app/j_art_108.htm Часть 2]
  • [www.situation.ru/app/j_art_48.htm Интервью Антонио Фернандесу. — «Восток», Выпуск № 3, июнь-2003]
  • [www.trud.ru/issue/article.php?id=200210291950601 «Мне за себя не стыдно»] — интервью Сергею Казначееву, газ. «Труд», № 195, 29.10.2002
  • [www.patriotica.ru/actual/zinoviev_inter.html Два интервью Надежде Гарифуллиной,] газ. «Завтра», 22.06. и 20.07.1999
  • [pjanstvo.rpod.ru Подкаст «Пьянство»] (Александр Зиновьев читает свою неопубликованную книгу) (графика А. Зиновьева)
  • [www.echo.msk.ru/guests/4243/ Все интервью Александра Зиновьева на радио] «Эхо Москвы»
  • [www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=Hu6IdtTpNfk Александр Зиновьев.] Выпуск телепрограммы «Постскриптум» с Алексеем Пушковым, посвящённый уходу А. З. (с интервью).
  • [rutube.ru/video/3624e42aea26f81cf2063a6a8449bc70/ Дуэль А. Зиновьева и Б. Ельцина 1990 год (с переводом]) на французском телеканале «Антенна-2», ведущий Бернар Пиво.

Внешние ссылки, списки работ

В Викицитатнике есть страница по теме
Александр Александрович Зиновьев
  • [zinoviev.info Сайт Zinoviev.Info]
  • [www.zinoviev.org/ Сайт Исследовательского центра Zinoviev.org]
  • [www.socialdesign.ru/zinoviev.htm «Кабинет А. А. Зиновьева» — Сайт «Корпорации социального дизайна»]
  • [www.situation.ru/app/notemvn.htm?act=list&f=note%5ffield%3dSRES%26note%5fkey%3d520&op=5 Собрание выступлений и интервью на сайте альманаха «Восток»]
  • Константин Крылов, памяти Александра Зиновьева [www.apn.ru/publications/article9703.htm ч.1][www.apn.ru/publications/article9644.htm ч.2][www.apn.ru/publications/article9725.htm ч.3][www.apn.ru/publications/article9847.htm ч.4]
  • Дурилов А. П. [kostromka.ru/philosophy/durilov/2.php Зияющие пустоты Александра Зиновьева], [www.apn.ru/publications/article9954.htm ч.5], [www.apn.ru/publications/article10078.htm ч.6]

Напишите отзыв о статье "Зиновьев, Александр Александрович"

Примечания

  1. ↑ См. напр. [www.timesonline.co.uk/tol/comment/obituaries/article718751.ece The Times], [www.economist.com/obituary/displaystory.cfm?story_id=6941760 «The Economist»], [www.abendblatt.de/kultur-live/article396318/Russischer-Dissident-Alexander-Sinowjew-tot.html «Hamburger Abendblatt»], [www.spiegel.de/spiegel/print/d-46925853.html?name=GESTORBEN+Alexander+Sinowjew «Der Spiegel»]
  2. ↑ [samlib.ru/b/blockij_o_m/janikogdanebyldissidentom.shtml Александр Зиновьев: «Я никогда не был диссидентом»].
  3. ↑ 1 2 3 [www.rusidea.org/?a=10011 Издательство РУССКАЯ ИДЕЯ].
  4. ↑ 1 2 Хроника, 2009, p. 362.
  5. ↑ [www.patriotica.ru/actual/zinoviev_inter.html Интервью газете «Завтра»], 22.06.1999.
  6. ↑ 1 2 3 [www.youtube.com/watch?v=scqQfFAJJdU А. А. Зиновьев о Сталине и сталинизме] (видео)
  7. ↑ [ecsocman.edu.ru/text/18751665/ Говорят социологи — участники Великой Отечественной войны}] // Социологические исследования. 2005. № 5
  8. ↑ 1 2 3 4 [www.kp.ru/daily/25974.5/2910279/ «Метили в коммунизм, а попали в Россию!» // KP.RU].
  9. ↑ 1 2 3 Хроника, 2009, p. 363.
  10. ↑ Зиновьева, 2009, p. 176.
  11. ↑ Постановление ВС СССР «О лишении гражданства СССР А. А. Зиновьева… за действия, порочащие звание гражданина СССР» вышло задним числом — 13 сентября 1978 г., опубликовано в «Ведомостях Верховного Совета СССР»
  12. ↑ [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:tqaa43kr3gAJ:old.lgz.ru/archives/html_arch/lg112006/Polosy/1_3.htm+&cd=1&hl=ru&ct=clnk&gl=ru Что мы теряем]. Литературная газета (10 марта 2006). Проверено 20 июня 2015.
  13. ↑ [www.zinoviev.info/wps/archives/15 О. М. Зиновьева] — Zinoviev.info, 20.10.2007
  14. ↑ 1 2 3 Гусейнов A. A. Александр Зиновьев. Энциклопедическая справка / Александр Александрович Зиновьев / Под. ред. А. А. Гусейнова. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. (Философия России второй половины XX века). — 376 с. ISBN 978-5-8243-1073-3.
  15. ↑ 1 2 Хроника, 2009, p. 364.
  16. ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=1899702 Александр Зиновьев: демократия покидает Запад]
  17. ↑ [new.philos.msu.ru/fmu/zinovev_aleksandr_aleksandrovich Статья] на сайте философского факультета МГУ
  18. ↑ [slovari.yandex.ru/dict/phil_dict/article/filo/filo-266.htm А. Ю. Бабайцев: А. А. Зиновьев. Новейший философский словарь](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
  19. ↑ 1 2 [www.odnako.org/almanac/material/show_22015/ Александр Зиновьев: Я советую одно: думайте, думайте, думайте!].
  20. ↑ Зиновьев Александр Александрович // Социология: Энциклопедия. / А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. — Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2003. — 1312 с. — (Мир энциклопедий). ISBN 985-428-619-3
  21. ↑ Кантор, 2009, p. 237.
  22. ↑ Скворцов, 2009, p. 249.
  23. ↑ 1 2 Гусейнов А. А. Об Александре Зиновьеве и его социологии / Зиновьев А. А. На пути к сверхобществу. — М.: Центрполиграф, 2000. — 639 с. ISBN 5-227-00590-7
  24. ↑ Зиновьев Александр Александрович / Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004. — 1072 с. ISBN 5-8297-0050-6 (в пер.)
  25. ↑ Фурсов, 2009, p. 320—321.
  26. ↑ [old.lgz.ru/article/20119/ «…А попали в Россию»] «Литературная газета», №43 (6390) (2012-10-31): «Именно он (Александр Зиновьев) высказал горькую и печальную мысль-приговор – «Целили в коммунизм, а попали в Россию».
  27. ↑ Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  28. ↑ Интервью с Н. Ф. Наумовой / Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. — Спб: РХГИ, 1999. — С. 301—316
  29. ↑ [www.onlinetv.ru/video/1463/ «Западнизм» Александра Зиновьева. OnlineTV, 20 марта 2014]
  30. ↑ www.asmp.fr/pdf/lettre_information/lettracad285.pdf
  31. ↑ [www.nndb.com/honors/542/000116194/ Prix Médicis étranger]
  32. ↑ [www.fondation-veillon.ch/prix/laureats.php Prix Européen de l’Essai Charles Veillon — les laureats]
  33. ↑ [almapater.ru/archives/985 Элементарные истории " Памятник А. А. Зиновьеву в Костроме] (недоступная ссылка с 13-05-2013 (4001 день) — история)
  34. ↑ [zinoviev.info/ КСД © Кабинет А. А. Зиновьева]
  35. ↑ [www.runivers.ru/philosophy/news/180801/ В Россотрудничестве пройдет презентация книги Александра Зиновьева «Запад» на арабском языке. Runivers.ru 21.10.2011]

    36. </ol>

Литература

  • Гусейнов А. А. Хроника основных событий жизни и творчества // Александр Александрович Зиновьев. — М.: РОССПЭН, 2009. — ISBN 978-5-8243-1073-3.
  • Зиновьева О. М. Александр Зиновьев: творческий экстаз // Александр Александрович Зиновьев. — М.: РОССПЭН, 2009. — ISBN 978-5-8243-1073-3.
  • Кантор К. М. Логическая социология Александра Зиновьева как социальная философия // Александр Александрович Зиновьев. — М.: РОССПЭН, 2009. — ISBN 978-5-8243-1073-3.
  • Ларин О. Н. Читая А. А. Зиновьева — создателя логической социологии. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2014. — 112 с. — ISBN 978-5-397-04098-3.
  • Скворцов А. А. Социология Александра Зиновьева: между логикой и этикой // Александр Александрович Зиновьев. — М.: РОССПЭН, 2009. — ISBN 978-5-8243-1073-3.
  • Фурсов А. И. Александр Зиновьев: русская судьба—эксперимент в русской истории // Александр Александрович Зиновьев. — М.: РОССПЭН, 2009. — ISBN 978-5-8243-1073-3.
  • Феномен Зиновьева. — М.: Современные тетради, 2002. — ISBN 5-88289-200-7.
  • Гусейнов А. А. [www.zpu-journal.ru/zpu/2005_2/new_books_on_Zinoviev/35.pdf О социологической публицистике Александра Зиновьева] // Знание. Понимание. Умение. — 2005. — № 2. — С. 217—219.
  • Даргын-оол Ч. К. [www.zpu-journal.ru/zpu/2005_2/Zinoviev/9.pdf Александр Александрович Зиновьев: «Война длиною в жизнь»] // Знание. Понимание. Умение. — 2005. — № 2. — С. 69—76.
  • Ильинский И. М. [www.zpu-journal.ru/zpu/2007_3/Ilinskiy/2.pdf А. А. Зиновьев: «Человек — нормальный»] // Знание. Понимание. Умение. — 2007. — № 3. — С. 7—10.
  • Давыдова Л. В. А. А. Зиновьев о вкладе Советского Союза в социальную эволюцию человечества. — М.: МПСИ, Воронеж: Модэк, 2011. — 352 с., 1000 экз., ISBN 978-5-9770-0641-5, ISBN 978-5-9936-0068-0
  • Elster, Jon. Political Psychology. — Cambridge, etc.: Cambridge University Press, 1993. ISBN 0-521-41110-6, ISBN 0-521-42286-8.
  • Fassio, Fabrice. Alexandre Zinoviev. — Paris, 1988.
  • Kirkwood, Michael. Alexander Zinoviev. — London, 1993.
  • Schwab, Claud. Alexandre Zinoviev. — Lausanne, 1984.
  • Suchanek, Lucjan. Homo soveticus, Pisarstwo Alexandra Zinowiewa. — Krakow, 1999.
  • Zadrozny, Mark. Contemporary Authors. — Detroit, N.Y., 1989.
  • Игорь Михайлов, "У нас уже был настоящий коммунизм", "Литературная газета", №49,3 декабря 1997
  • [community.livejournal.com/intellectology «Интеллектология — Зиновьевские чтения»], сообщество в «Живом Журнале».
  • [mosgu.ru/nauchnaya/publications/2007/conf_materials/Zinoviev_Readings_2007/index.pdf Материалы I Международной научной конференции «Зиновьевские чтения»]
  • [www.solidarnost.org/article.php?issue=183&section=74&article=3866 Памяти Александра Зиновьева (интервью с вдовой О. М. Зиновьевой)] (недоступная ссылка с 13-05-2013 (4001 день) — история) // «Солидарность». — 2007. — № 16.
  • [www.2nt1.com/archive/pdfs/dis70/kgb78-1.pdf Записка КГБ СССР в ЦК КПСС «О мерах по пресечению антисоветской деятельности Зиновьева А. А.»] (недоступная ссылка с 13-05-2013 (4001 день) — история)
  • Зиновьева Ольга. [litrossia.ru/2012/44/07514.html Опала продолжается. Кто принуждает семью философа ко второй эмиграции] // Литературная Россия. — № 44. — 2012. — 2 ноября.
  • Александр Карпенко [karpenko-sasha.livejournal.com/46362.html Философия в Консерватории. Памяти Александра Зиновьева]
  • Ирина Щеглова [www.eifgaz.ru/iatcsh202007.htm Мыслитель А. А. Зиновьев — человек из Великой Утопии…] // «Экономическая и философская газета», 2007.05.24
Предшественник:
Нарский, Игорь Сергеевич 		Заведующий кафедрой логики
философского факультета МГУ
1967—1968 		Преемник:
Старченко, Анатолий Александрович

Отрывок, характеризующий Зиновьев, Александр Александрович

За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Зиновьев,_Александр_Александрович&oldid=80504772»