Пражская операция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пражская наступательная операция
Основной конфликт: Вторая мировая война

Бойцы Красной армии вступили в Прагу
Дата

512 мая 1945 года

Место

Прага, Чехословакия

Итог

Победа СССР

Противники
СССР СССР
Румыния
Чехословакия
Польша

РОА (до 8 мая; см. Подробнее)

Германия
Командующие
И. С. Конев

С. К. Буняченко

Фердинанд Шернер
Лотар Рендулич
Карл фон Пюклер-Бургхаус
Силы сторон
2 028 100 человек
30 500 орудий
2000 танков
30 000 самолётов
900 000 человек,
9700 орудий
1900 танков
1000 самолётов
Потери
11 997 убито или пропало без вести, 40 501 ранено 40 000 убито и ранено, 860 000 взято в плен
 
Великая Отечественная война

Вторжение в СССР Карелия Заполярье Ленинград Ростов Москва Горький Севастополь Барвенково-Лозовая Демянск Ржев Харьков Воронеж-Ворошиловград Сталинград Кавказ Великие Луки Острогожск-Россошь Воронеж-Касторное Курск Смоленск Донбасс Днепр Правобережная Украина Крым Белоруссия Львов-Сандомир Яссы-Кишинёв Восточные Карпаты Прибалтика Курляндия Бухарест-Арад Болгария Белград Дебрецен Гумбиннен-Гольдап Будапешт Апатин-Капошвар Польша Западные Карпаты Восточная Пруссия Нижняя Силезия Восточная Померания Моравска-Острава Верхняя Силезия Балатон Вена Берлин Прага

Пражская наступательная операция — последняя стратегическая операция Красной армии в Великой Отечественной войне, в ходе которой, от немецких войск была освобождена Прага. На первом этапе сражения в боях на стороне восставших жителей Праги приняли части Русской освободительной армии.





Ход боевых действий

Группа армий «Центр» численностью до миллиона человек под командованием генерал-фельдмаршала Фердинанда Шёрнера, исполняя приказ Гитлера, намеревалась обороняться в районе Праги и в самом городе, превратив его во «второй Берлин».

Бои за Прагу 1-й дивизией КОНР

В начале мая 1945 года 1-я дивизия Комитета освобождения народов России (КОНР) под командованием генерал-майора Буняченко продвигалась мимо Праги на Юг, в Австрию, где руководство КОНР наметило сосредоточение всех своих сил ввиду совершенно очевидного поражения нацистской Германии в войне, самовольно снявшись с предписанных ей руководством Вермахта позиций. Немецкий комендант Праги Рудольф Туссен, узнав о дезертирстве с фронта дивизии приказал ей остановить самовольное движение и вернуться на фронт, в противном случае пригрозил разоружить её, хотя немцам это было и нереально сделать — немецкий гарнизон Праги был примерно вдвое меньше численности дивизии Буняченко. 5 мая в Праге началось народное восстание против немецкой оккупации. По просьбе восставших чехов, а также принимая во внимание враждебные намерения немецкий войск против своей дивизии, Буняченко принял решение помочь восставшим[1][2].

В час ночи 7 мая Буняченко передал своим частям приказ о переходе в наступление. В приказе говорилось: «Нужно взять Прагу для спасения наших братьев-чехов». Действия войск КОНР были успешными и воодушевляющими народное восстание. Но в ночь на 8 мая большая часть военнослужащих КОНР покинула Прагу, не получив никаких гарантий от руководителей восстания относительно своего союзнического статуса. Уход войск РОА усложнил положение восставших[3][2].

Вход в Прагу советских войск

Командование советской армии оставалось в неведении относительно планов армии США освободить Прагу от немцев, поэтому в течение недели после капитуляции Берлина ждало указаний. Лишь получив убедительные подтверждения о нежелании американцев продвигаться восточнее Пльзеня, советская армия направила основные ударные силы в направлении Праги.

Вечером 8 мая было передано обращение советского командования с требованием безоговорочной капитуляции немецких войск, им было предложено к 23 часам сложить оружие. Однако командование группы армий «Центр» даже не ответило на обращение. В этот день немецким войскам было объявлено о капитуляции Германии, но тут же указывалось на необходимость ускорить отход на запад, чтобы сдаться в плен американцам. В штаб группы армий «Центр» прибыл офицер германского генерального штаба полковник Майер-Детринг, который так разъяснил Шернеру «приказ о капитуляции»: «…как можно дольше продолжать борьбу против советских войск, ибо только при этом условии многочисленные части немецкий армии смогут выиграть время для того, чтобы пробиться на запад»[4].

Общее отступление из Праги частей Вермахта и СС началось 9 мая и быстро переросло в паническое бегство в сторону западной границы Чехословакии. 3-я и 4-я гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта вступили в Прагу. К этому моменту немецких частей в городе уже не было[2]. Первым в город вошёл головной дозор 63-й гвардейской Челябинской танковой бригады из трех танков под командованием командира взвода гвардии мл.лейтенанта Буракова Л.Е.(танк №1-23-командир танка гвардии мл.лейтенант Котов П.Д.,танк №1-24-командир танка гвардии лейтенант Гончаренко И.Г.,танк №1-25 - командир взвода гвардии мл.лейтенант Бураков Л.Е.). В бою за Манесов мост танк Т-34 № 1-24 был подбит, гвардии лейтенант Иван Гончаренко погиб. Его именем была названа улица в Праге[5].

Частям Красной армии и специальным подразделениям НКГБ, действовавшим совместно с чешскими партизанами, была поставлена задача помешать выходу из окружения частей группы армий «Центр», в частности, частей СС и формирований РОА. В течение 10-13 мая шло преследование отступавших и планомерное уничтожение отказывавшихся сдаваться в плен. 12 мая советскими солдатами был арестован генерал Власов, 15-го — командир 1-й дивизии КОНР Буняченко и некоторые офицеры штаба дивизии[6]. При активной поддержке чешских партизан был пленён начальник штаба ВС КОНР генерал Трухин.

Линия соприкосновения советских войск с американскими установилась к исходу 11 мая по рубежу Хемниц, Карлови-Вари, Пльзень, Ческе-Будеевице и далее на юг до австрийской границы (все эти населенные пункты, кроме Пльзеня, находились в советской зоне)[4].

В ночь с 11 на 12 мая вблизи демаркационной линии около деревни Сливице в окрестностях города Пршибрам в ходе продолжавшегося сутки [7] боя были уничтожены остатки отступавших из Праги смешанных дивизий СС во главе с руководителем Управления СС в Богемии и Моравии обергруппенфюрером СС графом Карлом-Фридрихом фон Пюклер-Бургхаусом. В составе более чем семитысячной группировки немцев находились остатки дивизий СС «Валленштейн» и «Дас Райх». К группировке примкнуло определённое количество гражданских беженцев немецкого происхождения и персонала нацистских административных учреждений Праги. Достигнув демаркационной линии, 9 мая фон Пюклер вступил в переговоры с командованием 3-й армии США, но получил отказ в возможности капитуляции перед американцами. После этого на холме возле деревни Сливице эсэсовцами был организован импровизированный укреплённый лагерь.

11 мая лагерь фон Пюклера был атакован диверсионной группой НКГБ СССР под командованием капитана Евгения Олесинского. Позже к атаке присоединились регулярные части Красной армии при огневой поддержке механизированных соединений 3-й армии США. После огневого налёта, в котором участвовали установки залпового огня «Катюша», начался фронтальный штурм укреплений эсэсовцев, закончившийся разгромом лагеря и капитуляцией гарнизона. Из семи тысяч эсэсовцев было убито около тысячи. Сам Пюклер-Бургхаус, ответственный за геноцид советских граждан на территории РСФСР в 1941-1942 гг., застрелился.

Маршалу Коневу присвоено звание «Почётный гражданин Праги».

Потери

Непосредственно при освобождении города погибло более тысячи советских солдат. Одним из больших мемориальных захоронений в Праге является Ольшанское кладбище. Кроме Ольшанского кладбища также существует кладбище советских солдат возле станции метро «Гае».

Во время боёв за Прагу погибли сотни бойцов 1-й дивизии КОНР. Множество были ранены. Раненные, размещённые в пражских госпиталях были в последующие дни убиты советскими военнослужащими прямо на больничных койках[2]. Всего в Праге и окрестностях было расстреляно без суда и следствия до 600 бойцов РОА. Они также захоронены на Ольшанском кладбище[3].

Потери советской стороны

  • Личный состав
    • 11,997 безвозвратных
    • 40,501 раненых и заболевших
    • Всего 52,498[8]
  • Материальные потери[8]
    • 373 танков и САУ
    • 1,006 артиллерийских установок
    • 80 самолётов

Потери германской стороны

Сдача Группы Армий Центр, практически весь личный состав убит, ранен или же капитулировал (~850,000 человек).

Напишите отзыв о статье "Пражская операция"

Примечания

  1. Miroslav Šiška [lipka.szm.com/how/Prazske%20povstani%20a%20vlasovci.html Pražské povstání a vlasovci]
  2. 1 2 3 4 Александров К. М. [www.radio.cz/ru/rubrika/tema/soldaty-armii-generala-vlasova-vzyat-pragu-dlya-spaseniya-bratev-chexov Солдаты армии генерала Власова. «Взять Прагу для спасения братьев-чехов!»]. интервью. Русская служба «Радио Прага» (8 мая 2015). Проверено 17 марта 2016.
  3. 1 2 Хоффманн Й. [militera.lib.ru/research/hoffmann/index.html История власовской армии] = Die Tragödie der ‚Russischen Befreiungsarmee‘ 1944/45. Wlassow gegen Stalin / Пер. с нем. Е. Гессен. — Paris: YMCA-PRESS, 1990. — 379 p.
  4. 1 2 [www.biograph.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=2470:40-praga&catid=47:warcompanies45&Itemid=22Пражская операция (6.05-11.05.1945)]
  5. Gončarenkova, Praha 4
  6. Карпов В. В. [militera.lib.ru/bio/karpov2/12.html Полководец]. — Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. — М.: Художественная литература, 1990. — 799 p. — 100 000 экз. — ISBN 5–280–01059–6.
  7. en:Battle of Slivice#cite note-3
  8. 1 2 Glantz, David M., and Jonathan House. When Titans Clashed: How the Red Army Stopped Hitler. (Lawrence, Kansas:University Press of Kansas, 1995. ISBN 0700608990)

Литература и ссылки

  • Александров К. М. [www.nivestnik.ru/2010_3/7_aleksandrov_14.shtml Пражское восстание 5—8 мая 1945 г.: вооружённая борьба и политика] // Новый исторический вестник : журнал. — 2010. — Т. 25, № 3.
  • Александров К. М. [www.radio.cz/ru/rubrika/tema/soldaty-armii-generala-vlasova-vzyat-pragu-dlya-spaseniya-bratev-chexov Солдаты армии генерала Власова. «Взять Прагу для спасения братьев-чехов!»]. интервью. Русская служба «Радио Прага» (8 мая 2015). Проверено 17 марта 2016.
  • Мерников А. Г., Спектор А. А. Всемирная история войн. — Минск, 2005, стр. — 652
  • Конев И. С. Сорок пятый. — М., Воениздат, 1970
  • Лелюшенко Д. Д. [militera.lib.ru/memo/russian/lelyushenko_dd/index.html Москва — Сталинград — Берлин — Прага. Записки командарма. — М.: Наука, 1987]
  • Великая Отечественная война Советского Союза 1941-1945: Краткая история. [militera.lib.ru/h/gpwsh1/04.html Сокрушение фашистской Германии.] — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Воениздат, 1984. — 560 с., ил. — 250 000 экз.
  • [www.rian.ru/world/relations/20060302/43858254.html Президент РФ встретится с премьер-министром Чехии] — статья РИА «Новости».
  • Хоффманн Й. [militera.lib.ru/research/hoffmann/index.html История власовской армии] = Die Tragödie der ‚Russischen Befreiungsarmee‘ 1944/45. Wlassow gegen Stalin / Пер. с нем. Е. Гессен. — Paris: YMCA-PRESS, 1990. — 379 p.
  • Газета: [compas.ozersk.com/13/178 Прага победоносной Красной Армии-освободительнице]
  • [www.bbc.co.uk/russian/international/2015/05/150429_prague_1945_liberation Би-Би-Си:«Кто в 1945 году освободил Прагу?»]

Отрывок, характеризующий Пражская операция

Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…