Бухарестско-Арадская операция

Румынская операция
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Операции Красной Армии в Прибалтике и на Балканах 19 августа — 31 декабря 1944
Дата	30 августа — 3 октября 1944 года
Место	Румыния
Итог	Победа СССР и Румынии
Противники
СССР Румыния Германия Венгрия
Командующие
Р. Я. Малиновский Георге Аврамеску Г. Фриснер Лайош Вересс
Силы сторон
681 556 человек, свыше 138 000 человек неизвестно
Потери
8447 - безвозвратные, 46 839 - санитарные неизвестно

Бухарестско-Арадская наступательная операция (также известная как Румынская операция; 30 августа — 3 октября 1944) — фронтовая военная операция войск СССР и Румынии против Германии и Венгрии в ходе Великой Отечественной войны, в результате которой от немецко-венгерских войск была освобождена почти вся Румыния.

Предыстория и планы сторон

См. также: Румыния во Второй мировой войне и Ясско-Кишинёвская операция

Разгром немецких войск в Ясско-Кишиневской операции и победа Августовского восстания в Румынии создали благоприятные условия для последующего наступления советских войск на юго-западном стратегическом направлении. В самой Румынии наблюдался мощный антифашистский патриотический подъём. Вопреки ожиданиям ряда советских руководителей, румынская армия в целом положительно восприняла выход из войны на стороне Германии и переход на сторону советских войск, противодействие прогермански настроенных офицеров свелось к дезертирству и бегству в расположение германских войск, имелись случаи их самоубийств. И напротив, румынские военнослужащие в массовом порядке и по собственной инициативе оказывали помощь советским войскам. Правительство Болгарии ещё 26 августа спешно объявило о полном нейтралитете, что исключало вступление болгарских войск в войну на стороне Гитлера. 29 августа на почве военных поражений произошел правительственный кризис в Венгрии, а в Словакии началось Словацкое национальное восстание.

Военная обстановка была следующей: южное крыло немецкой группы армий «Южная Украина» перестало существовать, его остатки в виде разрозненных подразделений бежали в Болгарию, на северном крыле у немецкого командования осталось не более 6 дивизий, часть из которых уже понесла значительные потери, и до 300 самолётов. В Трансильвании находилось 8 венгерских дивизий и бригад, а также 30 пограничных батальонов. Непосредственно в Венгрии находились ещё 9 венгерских дивизий и часть войск могла быть переброшена в Румынию из центральных Карпат, где оборонялась 1-я венгерская армия. С другой стороны, на границе с Трансильванией находились 10 румынских дивизий, которым новое румынское правительство отдало приказ разоружить все немецкие подразделения и в случае вступления в страну венгерских и немецких войск вступить с ними в бой.

Учитывая обстановку, Ставка Верховного Главнокомандования 29 августа приказала 3-му Украинскому фронту (командующий генерал армии, с 12 сентября Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин) занять румынско-болгарскую границу и готовиться к началу боевых действий против Болгарии. 2-му Украинскому фронту под командованием генерала армии (с 10 сентября — Маршала Советского Союза) Р. Я. Малиновского силами 27-й армии, 53-й армии, 6-й танковой армии обойти Южные Карпаты по придунайской равнине и выйти на границу с Венгрией и Югославией западнее Джурджу, затем наступать в общем направлении на Слатин — Турну-Северин, к 7—8 сентября достигнуть этих городов. Правое крыло фронта (7-я гвардейская армия, 40-я армия) должно было наступать на Сату-Маре, обходя Карпаты с востока. Численность войск 2-го Украинского фронта к началу операции составляла 681 556 человек.

Германское командование в свою очередь намеревалось восстановить сплошной фронт между группой армий «Южная Украина» и группой армий «F» по линии Восточные и Южные Карпаты — Западные Балканы. Для этого 2-й венгерской армии было приказано не позднее 5 сентября начать наступление из Клуж — Турда в южном направлении с целью овладения перевалами через Южные Карпаты.

Начало операции: бросок на запад

Используя благоприятную обстановку, войска 2-го Украинского фронта на следующий день после завершения Ясско-Кишиневской операции, с 30 августа 1944 года начали новую наступательную операцию. 31 августа передовой отряд советских войск без боя вступил в Бухарест (почти сразу советские войска были выведены из Бухареста по политическим соображениям). Преследуя разбитые и разрозненные немецкие части, к 5 сентября на направлении главного удара они вышли на линию Кымпулунг — Питешти — Каракал — Зимнича, продвинувшись на 80 — 140 километров, а передовые части 6-й танковой армии вышли на Дунай к границе Югославии у города Турну-Северина. На правом крыле фронта 40-я и 7-я гвардейская армии за это время продвинулись всего на 15 — 20 километров, прорывая заранее созданные там оборонительные рубежи. Здесь немецкие войска оказали упорное сопротивление.

• Вступление советских войск в Бухарест 31 августа 1944 года
• Red Army greeted in Bucharest.jpg
• EjércitoSoviéticoEnBucarest1944.jpg

Действуя по приказу германского командования, утром 5 сентября 2-я венгерская армия (командующий генерал-полковник Лайош Вересс, 6 венгерских и немецких дивизий) атаковала передовые части 4-й румынской армии (командующий корпусной генерал Георге Аврамеску) из района Турды и за двое суток продвинулась к югу на 20 — 30 километров, а в последующие дни — до 50 километров. Она имела задачу занять проходы через Южные Карпаты и запереть их до подхода советских войск. Основные силы 4-й румынской армии армии находились значительно южнее, в связи с чем возникла угроза занятия северной и центральной Румынии войсками противника.

Для избежания разобщенности в действиях советских и румынских войск, 6 сентября в оперативное подчинение командованию 2-го Украинского фронта были переданы 1-я и 4-я румынские армии, 4-й и 6-й румынские армейские корпуса (свыше 138 000 человек, 580 орудий) и 1-й румынский авиационный корпус (113 исправных самолётов).

Второй этап операции: поворот на север

В этой обстановке командующий 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновский 6 сентября приказал 6-й танковой армии генерал-полковника танковых войск А. Г. Кравченко круто повернуть на север и к 12 сентября освободить район Деж — Клуж — Шэрмэшел; такой же приказ получила 27-я армия, а 53-я армия должна была повернуть на северо-запад и занять рубеж Брад — Лугож. Эти задачи также были успешно решены — 6-я танковая армия стремительным маршем прошла 250 километров и к вечеру 11 сентября вышла на позиции, где оборонялась 4-я румынская армия. Без оперативной паузы советско-румынские войска перешли здесь в контрнаступление и к 13 сентября отбросили 2-ю венгерскую армию в исходное положение, заняв 12 сентября Клуж. К концу дня 15 сентября на рубеж Тыргу-Муреш — Турда вышли 27-я советская и 4-я румынская армии, но бои на этом рубеже приняли затяжной характер. Западнее 53-я армия прошла за 7 суток 220 километров и заняла район Карансебеша. В Восточных Карпатах 40-я и 7-я гвардейская армии в эти дни смогли сломить сопротивление немецких войск, ускорили темп наступления и продвинулись до 130 километров. Одновременно продолжались бои по уничтожению пытавшихся вырваться из окружения под Яссами разрозненных групп немецких войск.

В целом к 15 сентября 2-й Украинский фронт почти полностью достиг румыно-венгерской границы, установленной Венским «арбитражем». Немецкое командование к тому времени успело создать по ней новую линию фронта, на которой находились 27 немецких и венгерских дивизий и бригад, в том числе 6 танковых и моторизованных дивизий. Более того, в этот день противник силами 6-й немецкой армии (командующий генерал артиллерии Максимилиан Фреттер-Пико) и 3-й венгерской армии (командующий генерал Йозеф Неслени) предпринял новую попытку контрнаступления на Арад и Тимишоару с целью не допустить подходившие войска левого крыла 2-го Украинского фронта в Средне-Дунайскую низменность. Здесь за три дня противник оттеснил части 1-й румынской армии (командующий корпусной генерал Николае Мачичи) на 30 — 50 километров, занял Арад и вышел на подступы к Тимишоаре.

Третий этап операции: сражения на подступах к Венгрии

Однако Ставка Верховного Главнокомандования по-прежнему оценивала группу армий «Южная Украина» как разгромленную и приказала 2-му Украинскому фронту нанести главный удар в направлении на Клуж — Дебрецен — Мишкольц с задачей выйти на довоенную румыно-венгерскую границу, а в дальнейшем подойти к Тисе на участке Чоп — Сольнок и помочь 4-му Украинскому фронту, наступление которого развивалось медленно (см. Восточно-Карпатская операция), преодолеть Карпаты и овладеть районом Ужгорода.

Но этот план реализовать полностью не удалось. К 15 сентября противнику удалось восстановить сплошной фронт от Украины до Югославии. Хотя советские части перешли в наступление и потеснили противника, но и немецкое командование перебросило в район Клуж — Турда 4 дивизии, в том числе две танковые. Войскам 2-го Украинского фронта противостояли уже 27 немецких и венгерских дивизий и бригад, в том числе 6 танковых и моторизированных дивизий. Обе стороны непрерывно атаковали и контратаковали друг друга. Это сражение завершилось незначительным продвижением советско-румынских войск: они отбросили контратаковавшие части противника и 22 сентября вышли на румыно-венгерскую границу в районе города Мако и к северо-востоку от него. На следующий день 18-й танковый корпус и 243-я стрелковая дивизия вступили в Венгрию. На левом крыле фронта 53-я армия совместно с 1-й румынской армией действовали более успешно, 21 сентября они освободили крупный город Арад и 24 сентября также вышли на старую румыно-венгерскую границу.

В этих условиях Малиновский поставил вопрос об изменении направления главного удара с центра на левое крыло, нанесении отсюда удара в северном направлении и о временном переходе войск фронта к обороне для подготовки новой, Дебреценской наступательной операции. 25 сентября было получено соответствующее разрешение от Ставки. 24 сентября фронт приостановил наступление и приступил к перегруппировке сил (датой окончания операции по работе Кривошеева считается 3 октября 1944 года).

Итоги

В результате операции была освобождена от немецко-венгерских войск почти вся Румыния, последние небольшие её северные районы были освобождены в октябре 1944 года в ходе Дебреценской операции. Были заняты исходные районы для наступления в Венгрию и в Югославию. В руки советских войск почти без разрушений перешли крупные промышленные районы и железные дороги, а также мощные румынские нефтепромыслы. Продвижение войск фронта составило от 250 до 500 километров. Для восстановления фронта противнику пришлось перебрасывать в Румынию 20 дивизий, в том числе 4 танковые и 1 моторизованную, 2 танковые бригады. Советские и румынские войска получили опыт успешного совместного ведения боевых действий. В целом, румынская армия в этой сложной динамичной и напряжённой операции проявила высокие боевые качества, что резко контрастировало с её последними неудачными боевыми действиями против советских войск под руководством Антонеску.

Потери сторон

Потери советских войск в этой операции были относительно невелики: за месяц боёв они составили 8447 человек безвозвратными и 46 839 человек санитарными. Потери румынских войск в этой операции точно неизвестны, но судя по тому, что с 23 августа по 30 октября её потери составили более 75 000 человек общих потерь, можно предположить что в сентябре 1944 года румынская армия потеряла от 30000 до 40000 человек убитыми и ранеными.

Потери немецко-венгерских войск точно неизвестны, но очень значительны и скорее всего, превышают советско-румынские потери. Об их степени даёт представление такой факт, что в сентябре 1944 года в Румынии было убито в боях два немецких генерала, восемь захвачены в плен и один застрелился.

Литература

• Великая Отечественная война 1941—1945. Краткая история
• Освобождение Юго-Восточной и Центральной Европы войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов 1944—1945. — М.: Наука, 1970.
• Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. / Под ред. Г. Ф. Кривошеева. — М.: Вече, 2009. — ISBN 978-5-9533-3877-6 ; 978-5-9533-4695-5

Отрывок, характеризующий Бухарестско-Арадская операция

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.