Кузнецов, Владимир Александрович (художник)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Александрович Кузнецов

Автопортрет, 1899
Дата рождения:

5 сентября 1874(1874-09-05)

Место рождения:

станция Мшинская, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти:

29 октября 1960(1960-10-29) (86 лет)

Место смерти:

Верхняя Салда, Свердловская область, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Жанр:

портретная, пейзажная, историческая, жанровая живопись

Учёба:

Вечерние рисовальные курсы Общества поощрения художников;
Императорская Академия художеств, мастерская В. Е. Маковского

Награды:

Звания:
Работы на Викискладе

Влади́мир Алекса́ндрович Кузнецо́в (5 сентября 1874, станция Мшинская, Санкт-Петербургская губерния[1] — 29 октября 1960, Верхняя Салда, Свердловская область) — русский художник, заслуженный деятель искусств РСФСР. Член АХРР, член Союза художников СССР.





Биография

Родился 5 сентября 1874 года на станции Мшинской в то время Варшавской железной дороги, в 109 км от Санкт-Петербурга, где его отец служил помощником начальника станции. Когда мальчику было пять лет, умерла мать, и отца перевели на работу в Санкт-Петербург. Владимира определили в коммерческое училище, но закончить его не удалось из-за смерти отца. Сдал экзамены экстерном при гимназии Императорского человеколюбивого общества.

С ранних лет любимым занятием мальчика было рисование, но учиться живописи он начал только в 24 года, посещая с 1898 года вечерние занятия в приготовительном классе школы Общества поощрения художеств. Преподавателями в то время были А.Писемский, А. Афанасьев, Я.Ционглинский, В.Навозов; директором школы был Евгений Сабанеев.

В 1901 году поступил в Академию художеств, где был первым из 180 человек, поступавших в Академию. Поступив по примеру друзей в мастерскую И. Е. Репина, вскоре разочаровывается его педагогической деятельностью и переходит в мастерскую В. Е. Маковского. На втором году учёбы профессор И.Творожников рекомендовал В. А. Кузнецова художнику К.Зимину в качестве помощника для росписи стен в церкви Нижне-Салдинского завода на Урале, и летом 1902 г. он оказался в Нижней Салде старшим группы художников для росписи церкви Александра Невского. С этих пор профессора Академии стали приглашать В. А. Кузнецова на работу по стенной росписи, в том числе по росписи собора в Софии.

Расписывая церковь в Нижней Салде, В. А. Кузнецов изучил основы монументальной живописи, но его больше привлекали деревянные постройки, предметы народного быта и суровые лица жителей Урала, которыми он заполнил свои альбомы. Он изучал быт старообрядцев, и в 1903 г. женился на дочери главы большой старообрядческой семьи. С этих пор начались частые поездки художника из Петербурга на Урал, где жила его семья — жена и дети: сын Борис (1904 г.р.) и дочь Галина (1905 г.р.) В 1904 г.в одну из поездок на Урал, в Нижне-Салдинском заводе художник пишет небольшую жанровую картину «Дедушка и внучек», которая была продана на выставке в Академии художеств. Это было первое выступление художника с законченной картиной. Оно положило начало его постоянной художественной деятельности как художника.

В 1909 Кузнецов закончил Академию художеств. Ему было присвоено звание художника за картину «Канун» (поминальная молитва старообрядцев) и право пенсионерской поездки за границу в Италию. Картина экспонировалась на международной выставке в Риме в 1911 г.и была отмечена золотой медалью. (Картина хранится в Государственном музее истории религии в Петербурге).

На весенней выставке Академии художеств в 1910 г.была выставлена его картина «Крестный ход» (из жизни старообрядцев-беспоповцев), которая получила вторую премию. Эта картина также получила первую премию на Всероссийском конкурсе Общества поощрения художников. Поэтому Кузнецову предоставили еще одну пенсионерскую поездку в Рим. Он задумал новую картину «Весна», основанную на мифологическом сюжете возвращения Адониса к Венере. Но не закончил её за один год и получил право на еще одну пенсионерскую поездку. Картина была выставлена на Академической весенней выставке и получила первую премию в 1912 г. и первую премию на Всероссийском конкурсе Общества поощрения художеств Эта картина вызвала неоднозначную реакцию в мире художников и откровенное неприятие со стороны художников реалистического направления (И. А. Бродский, с.5-6).

Учитель Кузнецова В. Е. Маковский поспособствовал получению почетного заказа — портрета императора Николая II, который был написан в 1914 г. Портрет был выполнен в строгой академической манере.(Картина хранится в Русском музее в Петербурге).

С 1912 г. Кузнецов был членом общества имени Куинджи и в 1915 г. написал картину «Заседание членов общества Куинджи», где он нарисовал членов общества и себя самого. (Картина хранится в Русском музее в Петербурге).

Однако Кузнецов продолжал работать и в своей новой манере и написал осенние пейзажи на Волге, которые были выставлены на Академической выставке 1915 г. и вызвали неодобрительный отзыв И. Е. Репина.

В 1917 г. на выставке Академии художеств была представлена картина «Божьи люди» (из быта старообрядцев), знаменующая возврат художника к прежним темам и на прежние позиции в искусстве. В этом же году картина была представлена на выставке общества имени Куинджи . (Картина хранится в Русском музее в Петербурге).

После Октябрьской революции 1917 г. Кузнецов на несколько лет уехал из Петрограда и работал на Урале, в основном в Нижнем Тагиле, где занимался педагогической и музейной работой. В 1921 г. он возвратился в Петроград и стал преподавать живопись в Художественно-промышленном техникуме (1921—1929).

В 1922 г. он стал членом АХРР (Ассоциации художников революционной России), приняв революцию и укрепившись на позициях реализма. Он участвовал во всех выставках АХРР и писал картины на революционные темы, а также множество портретов простых людей. В 1929 г. он вернулся в общество имени Куинджи и участвовал во всех выставках этого общества в 1930 г. В 1932 г. был основан Союз художников, и с самого начала он стал его членом.

С 1931 г. он начал работать над серией картин под названием «Город трех революций»- «За власть Советов» (1935), «Штаб Октября» (1936), «Взятие Зимнего дворца» (1939). Он написал множество вариантов этих картин, которые хранятся в музеях России. В 1937 г. Правительственная комиссия выбрала картину «Штаб Октября» на всемирную выставку в Париже, где она получила большую золотую медаль. Картина «Взятие Зимнего дворца» экспонировалась на всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 г.. В советском павильоне для неё было отведено специальное место.

Во время Второй мировой войны 66-летний Кузнецов был в эвакуации в г. Белорецке (Южный Урал). После прорыва блокады Ленинграда в 1944 г. он вернулся в Ленинград. В послевоенные годы он писал в основном портреты известных людей и авторские копии своих известных картин. Лучшей картиной этого периода была картина «Пушкин и няня» (1948), которая была растиражирована на открытках к 150-летию со дня рождения поэта.(Картина хранится в Всероссийском музее А. С. Пушкина в Петербурге).

В 1952 году в Ленинграде вышла автобиографическая книга В. А. Кузнецова «Путь художника».

В 1953 году за заслуги в области советского изобразительного искусства Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 февраля Владимиру Александровичу Кузнецову было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств РСФСР».

В 1959 г. душевное и физическое здоровье художника резко пошатнулось, и сын увез его на Урал в Верхнюю Салду, где он скончался 29 октября 1960 г. Похоронен на старом кладбище Верхней Салды.

Работы художника В. А. Кузнецова хранятся не только в музеях России. В Черкасском художественном музее (Украина) есть зал с работами художника: «Весна», «Огни Днепрогэса», «Портрет дочери» и др.

Наиболее известные картины

  • «Дедушка и внучек», 1904 г.
  • «Канун», 1909 г.
  • «Крестный ход», 1910 г.
  • «Весна», 1912 г.
  • «Николай II», 1914 г.
  • «Заседание членов общества Куинджи». 1915 г.
  • «Чёрные вороны» («Божьи люди»), 1917 г.
  • «Пугачев на Урале», 1923 г.
  • «Уральский штейгер», 1925 г.
  • «За власть Советов», 1935 г.
  • «Огни Днепрогэса», 1935 г.
  • «Штаб Октября», 1936 г.
  • «Автопортрет», 1938 г.
  • «Чаепитие», 1939 г.
  • «Взятие Зимнего дворца», 1939 г.
  • «Мастерская художника в Черкассах», 1939 г.
  • «Автопортрет», 1946 г.
  • «Пушкин и няня», 1948 г.

Напишите отзыв о статье "Кузнецов, Владимир Александрович (художник)"

Примечания

Ссылки

  • И. А. Бродский Творчество В. А. Кузнецова. Предисловие к книге В. А. Кузнецов «Путь художника», Гос. изд-во «Искусство», М.-Л., 1952, с. 3-11.
  • В. А. Кузнецов «Путь художника», Гос. изд-во «Искусство», М.-Л., 1952, 75 с.
  • В. С. Телемаков «Возрождение красоты», Лениздат, 1972,143с.
  • [semantic.uraic.ru/post/postbrowse.aspx?o1=10575&q=true&f=p&project=1 Кузнецов Владимир Александрович. Биография]. Информация о Свердловской области (25 ноября 2011). Проверено 9 ноября 2013.

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Владимир Александрович (художник)

Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.