Курган Костюшко (Краков)
Памятник культуры Малопольского воеводства[1]: регистрационный номер А-954 от 20 октября 1936 года.
| Памятник | |
Курган Костюшко
Kopiec Kościuszki | |
| |
| Страна | Польша |
| Город | Краков |
Курган Костюшко (польск. Kopiec Kościuszki) — искусственный холм, кенотаф, находящийся на холме Сикорник в западной части Кракова дзельницы VII Звежинец. Курган посвящён польскому национальному герою Тадеушу Костюшко и является охраняемым культурно-историческим памятником.
История
После смерти в 1817 году Тадеша Костюшко в Польше стало развиваться его почитание как народного героя. Общественность Кракова, где был похоронен Тадеуш Костюшко, требовала от городских властей установки памятника. В июле 1820 года Сенат Вольного города Кракова принял решение построить курган Тадеушу Костюшко наподобие уже существовавших в Кракове курганов Крака и Ванды. Местом для будущего кургана был выбран холм святой Брониславы на западе Кракова.
Торжественное открытие начала строительства кургана состоялось 15 сентября 1820 года. В течение трёх лет в строительстве участвовали многочисленные добровольцы. 25 октября 1823 года строительство было завершено. В дальнейшем планировалось организация возле кургана деревни для крестьян, участвовавших в восстании Костюшко. Для этого у женского католического монастыря премонстранток был выкуплен земельный участок площадью 40 акров.
В 1846 году планировался очередной ремонт кургана. Однако осуществить в полной мере планы по организации крестьянского хозяйства и ремонта кургана не удалось. В 1850 начали австрийские войска начали сооружать вокруг холма фортификационные сооружения под названием «Форт 2 Костюшко», строительство которого закончилось в 1854 году.
В 1860 году на вершине кургана был установлен памятный гранитный камень с надписью «Kościuszce». Во время Первой мировой войны памятный камень был удалён и на вершине кургана был расположен наблюдательный пункт.
20 октября 1936 года курган Костюшко был внесён в реестр охраняемых памятников.
В 1937 году в соседнем Вольском лесе был сооружён кургана Юзефа Пилсудского. В время оккупации нацистскими войсками Кракова немцы планировали снести курган, который являлся символом польской независимости. В 1944 году во время освобождения Кракова курган использовался советскими войсками в качестве наблюдательного пункта.
После Второй мировой войны начались работы по разрушению крепости возле кургана, которые завершились в 1957 году. Часть крепости была сохранена и в ней в 1977 году разместилась гостиница и различные радиостанции.
В настоящее время
В 1997 году в результате ливневого дождя курган значительно пострадал. Была создана общественная организация «Komitet Honorowy Ratowania Kopca Kościuszki», которая собирала денежные средства для ремонта кургана в размере 14,7 миллионов злотых. С 10 ноября 2002 года курган был вновь открыт для посещения.
В настоящее время вход на курган является платным, за исключением нескольких дней в году.
Галерея
- 20110327 Krakow Salwator Monastery 8004.jpg
Сальваторский монастырь и курган Костюшко
- 01161Kraków.JPG
Вид на курган Костюшко с улицы Кракова
- P7220019.JPG
Вид на курган Костюшко с улицы Кракова
- Kopiec Kościuszki widziany z Wawelu.jpg
Вид на курган Костюшко с улицы Кракова
- Kraków, Kopiec Tadeusza Kościuszki - fotopolska.eu (240794).jpg
На вершине кургана
- Widok z kopca Kościuszki.jpg
Вид c кургана в сторону Вавеля
- Widok z kopca Kościuszki 1.jpg
Вид с кургана в сторону Звежинецкого моста
- Widok z kopca Kościuszki 2.jpg
Вид с кургана в сторону Краковского луга
Напишите отзыв о статье "Курган Костюшко (Краков)"
Примечания
- ↑ [www.nid.pl/UserFiles/File/Rejestr%20Zabytków/rejestr%20zabytków%20-%20stan%20na%2031%20grudnia%202012/MAL-rej.pdf Narodowy Instytut Dziedzictwa: Rejestr zabytków nieruchomych — województwo małopolskie]
Источник
- MŻK (Marek Żukow-Karczewski), Całe miasto mówiło… O osadzie rolnej, «Echo Krakowa», 12 X 1993 r., nr 199 (14018).
Ссылки
- [www.kopieckosciuszki.pl/ Официальный сайт] (польск.)
Отрывок, характеризующий Курган Костюшко (Краков)
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
