Буньядзаде, Кёнуль Юсиф кызы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Буньядзаде Кёнуль Юсиф кызы (азерб. Könül Bünyadzadə) — азербайджанский учёный-востоковед, доктор философских наук (2007).

Биография

Кёнуль Буньядзаде родилась 2 ноября 1974 года в селе Зод Басаркечарского района Армянской ССР. Среднее образование получила в 1981—1991 гг. в школе № 2 имени А. С. Пушкина Дашкесанского района. В 1992 году поступила на арабское отделение восточного факультета Бакинского государственного университета, который закончила с отличием в 1997 году. В том же году была принята на работу в Институт Философии, социологии и права Национальной академии наук Азербайджана на должность старшего лаборанта. Одновременно была прикреплена в качестве диссертанта к тому же институту. В настоящее время работает в качестве главного научного работника указанного института.

Научная деятельность

В 2002 году защитила кандидатскую диссертацию на тему «Суфийско-философские вопросы в произведении Сарраджа Туси «аль-Люма». Защитив в 2008 году докторскую диссертацию на тему «Иррациональное познание в истории восточной и западной философии (средние века)», получила ученую степень доктора философских наук.

Автор 5 монографий (одна из которых переведена и опубликована за рубежом) и двух переводов. Выступала с докладами на международных конференциях в Турции, Франции, Бельгии, Италии, Индонезии, Южной Корее, Алжире и других странах. Научные статьи Кёнуль Буньядзаде опубликованы на турецком, английском, арабском и других языках в ряде известных международных изданий. Всего в Азербайджане и за рубежом опубликовано свыше 130 е1 статей.

Основные идеи

В философских исследованиях Кёнуль Буньядзаде приоритетное место занимает изучение философии суфизма в контексте современной западной философской мысли. Как историк философии, она впервые в Азербайджане провела глубокий анализ учений великих суфиев Джунейда Багдади, Мансура Халладжа и Сарраджа Туси. Она — автор ряда серьезных исследований в области философской компаративистики. В её изысканиях к единому знаменателю приводятся философии суфизма и Св. Бонавентуры, М. Экхарта, Н. Кузанского. Сравнивая иррационалистические и интуитивистские концепции в западной философии с восточной интуитивистской концепцией, К. Буньядзаде выявляет сходство и различия между ними. Вопрос о том, в каких моментах интуитивистская концепция соответствует рационализму, а в каких — иррационализму, имеет важное значение для современной эпистемологии. Продолжая сравнительный анализ, К. Буньядзаде переходит от средневековой философии к современной, рассматривая философию Канта, феноменологию Гуссерля и феноменологию жизни А.-Т. Тиминички в контексте философии суфизма и выявляя ряд соответствий между ними.

Ответственные должности

Является главным научным сотрудником Института Философии, социологии и права Национальной академии наук Азербайджана, ответственным секретарем журнала «Философия и социально-политические науки», Азербайджанской Ассоциации Философских и социально-политических наук, директором Исследовательского Центра «Восток-Запад» в г. Баку, членом Международного Феноменологического Института, Нью-Йоркской Академии, Международного Оксфордского «Общества Мухиддина ибн Араби», Американской Философской Ассоциации и Общества женщин-философов при ЮНЕСКО.

Избранные произведения

• Первоисточник суфийской философии. Произведение «Аль-Люма» Сарраджа Туси. «Гамма сервис», 2002.
• Восток и Запад: Самопознание через божественное единство. Баку, Нурлан, 2006.
• Тайный мир Мансура Халладжа. Баку: Адыльоглы, 2006 (перевод и вступительная статья к книге Ахбар аль-Халладжа).(«Əxbar əl-Həllac» kitabının tərcüməsi və geniş giriş məqaləsi).
• Два светильника света в суфизме. Мансур Халладж и Саррадж Туси. Баку, Адыльоглы, 2007. (Трактат «Китаб ат-Тавасин», перевод некоторых статей из произведения «аль-Люма» и вступительные статьи).
• Аспекты иррационального мышления на Востоке и Западе. Стамбул: Отукен, 2009  (тур.)
• Философия молодости. Баку: Нурлан. 2009.
• Философия Ислама: история и современность. Баку: Чашыоглы, 2010.
• Dogu’da ve Bati’da kadin: Idealler ve Gerceklikler
• Sufism as Medicine
• Pantheism in Thinking of the Medieval East
• The Phenomenon of the Unity of Idea

Ссылки

• [felsefedunyasi.org/site/?name=content&link=3&cont=13&dil=az Könül Bünyadzadə] / Fəlsəfə dünyası  (азерб.)
• Who’s Who, [www.unesco.org/new/fileadmin/MULTIMEDIA/HQ/SHS/pdf/Women-Philosophers_Europe-NorthAm_291111.pdf.pdf EUROPE ET AMÉRIQUE DU NORD/EUROPE AND NORTH AMERICA] page 10-11, "43. Bunyadzade Konul" // ЮНЕСКО  (англ.)
• TEDxBakı_Women [www.youtube.com/watch?v=8jmVdzgcmvI&feature=related Könül Bünyadzadə milli təfəkkür ideyasını açıqlayır] // Youtube, tedxbaki, 2011 (видео)

Отрывок, характеризующий Буньядзаде, Кёнуль Юсиф кызы

– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.