ЛМ-36

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ЛМ/ЛП-36 (трамвайный вагон)»)
Перейти к: навигация, поиск
ЛМ-36 / ЛП-36

Вагон ЛМ-36-4501
Производитель

ПТМЗ

Единиц построено

ЛМ-36: 1
ЛП-36: 1

Годы выпуска

1937

Предшественник

ЛМ-33

Характеристики
Мест для сидения

43

Напряжение сети

550 В

Количество дверей

3

Габариты
Колея

1524 мм

Длина

15,288 мм

Ширина

2178 мм

Высота

3288 мм

База

7700 мм

База тележки

1800 мм

Проём дверей

1300 мм (спереди, сзади и главный проём в середине)
665 мм (доп. проём в середине) мм

Двигатели
Тип двигателя

электрический

ЛМ-36 / ЛП-36 на Викискладе

ЛМ-36 и ЛП-36 — советские односторонние экспериментальные четырёхосные трамвайные вагоны, моторный и прицепной соответственно. Аббревиатура «ЛМ» в названии означает «Ленинградский Моторный», а «ЛП» - «Ленинградский Прицепной».



История

В 1937 году ленинградский завод ВАРЗ в единственном экземпляре выпустил опытный поезд МЧ ("моторный четырёхосный") с прицепным вагоном ПЧ ("прицепной четырёхосный") — первоначальные названия моделей. На нём были успешно опробованы наиболее передовые технические решения того времени. Как ясно из названия, вагон был разработан заводом ВАРЗ в 1936 г. и от своих предшественников отличался тем, что был первым цельнометаллическим вагоном, выпущенным в Ленинграде.

Внешние изображения
[foto-transporta.ru/main.php?g2_view=core.DownloadItem&g2_itemId=99902&g2_serialNumber=2 Чертёж вагона ЛМ-36]
[foto-transporta.ru/main.php?g2_view=core.DownloadItem&g2_itemId=99905&g2_serialNumber=2 Чертёж вагона ЛП-36]
[lh5.ggpht.com/_HU9G43EaUtw/TSN1r5ouycI/AAAAAAAAHjQ/SgkM4hJaFME/s640/LM-36.jpg Поезд в 1952 г. в Ленинграде (цветное фото)]

От своих предшественников вагоны отличались непривычными плавными обводами корпуса и широкими трёхсекционными дверьми в центральной части (проём увеличен в 1,5 раза). Здесь впервые применили автоматическую систему управления, клещевой тормоз, токоприемник типа пантограф, подрезиненные (бесшумные) колеса. Поезд также выделялся внешним видом и типом внутренней отделки среди всех современных ему вагонов: кузов был окрашен в голубой цвет (в отличие от традиционного красного); вагон выгодно отличался обилием хромированных деталей в отделке и мягкими диванами в салоне - в отличие от привычных жёстких деревянных. Благодаря своей окраске, оригинальной для того времени, новый трамвайный поезд получил прозвище "голубой экспресс".

Война 1941-1945 годов помешала серийному внедрению новшеств, воплощенных на этом поезде. После войны МЧ был отремонтирован и укомплектован стандартным для ЛМ-33 оборудованием. Московским "собратом" МЧ по техническим решениям и дизайну стал опытный вагон М-36 (всего 4 образца), а также мелкосерийный М-38 (около 40 вагонов).

Также после войны, при составлении новой классификации подвижного состава городского трамвая, модель стала назваться ЛМ-36 (прицеп соответственно ЛП-36).

Был выпущен всего один поезд (ЛМ-36+ЛП-36), который эксплуатировался в Ленинграде до 1957 года. Поезд был приписан к трамвайному парку имени Скороходова и работал на 12 маршруте (Барочная ул. - Охта). Впоследствии он был передан в Горький, где проработал до 1967 года. До наших дней вагоны не сохранились.

См. также

Напишите отзыв о статье "ЛМ-36"

Ссылки

  • [din-sky.livejournal.com/93351.html О прототипах: Трамвайный поезд ЛМ(ЛП) - 36]
  • [transphoto.ru/vehicle/85347/ ЛМ-36] и [transphoto.ru/vehicle/85348/ ЛП-36] на сайте Transphoto.ru

Отрывок, характеризующий ЛМ-36

Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.