Лунинское движение

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лу́нинское движение — одна из форм социалистического соревнования в СССР.

В 1940 году инициатором соревнования стал машинист депо Новосибирск Томской железной дороги Н. А. Лунин. Суть его метода заключалась в выполнении текущего ремонта паровоза силами самой паровозной бригады, а не ремонтной бригады.

В 1941 году газета «Гудок» издала брошюру Лунина «Наш опыт эксплуатации паровоза», содержавшую детальное описание лунинской системы ухода за локомотивом[1].

К январю 1942 года на Томской железной дороге профессией слесаря-ремонтника овладели 98 % машинистов, 94 % помощников машинистов, 63 % кочегаров. Народный комиссариат путей сообщения в январе 1942 года издал приказ о развитии Лунинского движения. В годы Великой Отечественной войны движение приобрело новое содержание — максимальный пробег паровозов без ремонта. В 1942 по методу Лунина работали свыше 7,8 тыс. паровозных бригад. Экономия благодаря Лунинскому движению составила на Томской железной дороге в 1941 свыше 7 млн рублей, в 1942 — около 11 млн, в 1943 — свыше 11 млн рублей.

Этот почин при значительной нехватке рабочей силы, материалов и запчастей получил широкое распространение на транспорте и в ряде отраслей народного хозяйства в виде овладения смежными профессиями.



См. также

Напишите отзыв о статье "Лунинское движение"

Литература

  • Социалистическое соревнование в СССР. 1918—1964. Документы и материалы профсоюзов. — М., 1965 год;
  • Куманев Г. А., На службе фронта и тыла. Железнодорожный транспорт СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. 1938—1945. — М., 1976 год.

Примечания

  1. «Лунин и Лунинцы». «Известия» № 85 (7461) от 11 апреля 1941 года

Отрывок, характеризующий Лунинское движение

Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».