Лурия, Роман Альбертович

Роман Альбертович Лурия
Дата рождения:	16 мая 1874(1874-05-16)
Место рождения:	Брест-Литовск, Российская империя
Дата смерти:	22 октября 1944(1944-10-22) (70 лет)
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	терапия
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Медицинский факультет Казанского университета
Награды и премии:

Рома́н (Руви́м) Альбе́ртович Лу́рия (16 мая 1874, Брест-Литовск Гродненской губернии — 22 октября 1944, Москва) — российский советский учёный-медик, терапевт и гастроэнтеролог, организатор здравоохранения. Доктор медицины (1902), профессор (1922). Заслуженный деятель науки РСФСР.

Биография

Окончил в 1897 году медицинский факультет Казанского университета с отличием, затем работал земским врачом (1897—1898) и в физиологической лаборатории под руководством Н. А. Миславского. Специализировался также у профессора Н. А. Засецкого. В 1902 году защитил диссертацию по теме «О роли чувствительных нервов диафрагмы в иннервации дыхания» (опубликована отдельной книгой).

Работал экстерном Казанской губернской земской больницы, преподавателем Казанской фельдшерской школы, сверхштатным ординатором и ассистентом кафедры факультетской терапии Казанского университета. В годы Первой мировой войны вместе с адвокатом Блаттом руководил казанским отделением Комитета помощи евреям России под эгидой «Джойнта». Служил врачом в действующей армии во время Русско-японской и Первой мировой войн.

В 1920 году вошёл в инициативную группу по организации Казанского клинического института (с 1925 года Государственный институт для усовершенствования врачей имени В. И. Ленина, ныне Казанская государственная медицинская академия), в течение 10 лет был первым директором этого института, а также заведовал кафедрой внутренних болезней. По инициативе Р. А. Лурии и при его активном участии в 1930 году в Москве был создан Центральный институт усовершенствования врачей, первую терапевтическую кафедру которого он возглавлял в течение почти 15 лет; был заместителем директора по научно-учебной работе института. В 1930—1932 годах одновременно — заведующий кафедрой терапии санитарно-гигиенического факультета 1-го Московского медицинского института.

Был членом редколлегии журналов «Казанский медицинский журнал», «Врачебное дело», «Терапевтический архив», основателем и ответственным редактором журнала «Советская медицина» (органа Наркомата здравоохранения СССР). Награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Разработал методику лечения эксудативного плеврита пункцией (1914), психологическую концепцию «внутренней динамики заболевания», опубликовал работы по поражениям системы органов пищеварения при сифилисе, малярии и других заболеваниях, вопросам ятрогении, алиментарной дистрофии, психосоматических расстройств, нозологическую классификации малярии и хронических гастритов.

Семья

Жена — зубной врач Евгения Викторовна Лурия (в девичестве Хаскина, 1875—1951).

Сын — Александр Романович Лурия (1902—1977) — советский психолог, основатель отечественной нейропсихологии.

Дочь — Лидия Романовна Лурия (1908—1991) — врач-психиатр, кандидат медицинских наук (её дочь — Ирина Юрьевна Сукальская, род. 1931, врач-психиатр). Вторым браком была замужем за замнаркома НК совхозов СССР, начальником главного управления НК земледелия Михаилом Григорьевичем Герчиковым (1895—1937). Репрессирована как член семьи изменника Родины после расстрела мужа.

Монографии

• О роли чувствительных нервов диафрагмы в иннервации дыхания. Казань, 1902.
• Врач и психогенез некоторых заболеваний внутренних органов, 1928.
• Сифилис и желудок. М., 1928.
• Syphilitische und syphilogene Magenerkrankungen (Gastrolues). Karger, 1929.
• Старое и новое в учении о хроническом гастрите. М., 1929.
• Болезни пищевода и желудка. М.—Л., 1933 (3-е издание — 1941).
• Внутренняя картина болезни и ятрогенные заболевания, 1935 (4-е издание — М.: Медицина, 1977).

Научные публикации

• Anthropotherapie und Blockade des sympathischen Nervensystems [onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1111/joim.1935.85.issue-5/issuetoc (Acta Medica Scandinavica 85: 473—487, January/December 1935)]

Отрывок, характеризующий Лурия, Роман Альбертович

И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.