Ляшенко, Лука Иванович

Лука Ляшенко
Ляшенко в фильме "Хлеб" (1930)
Имя при рождении:	Лука Иванович Ляшенко
Дата рождения:	1898(1898)
Место рождения:	село Житное, Полтавская губерния, Российская империя (ныне Сумской области, Украины)
Дата смерти:	1976(1976)
Место смерти:	Киев
Гражданство:
Профессия:	Актёр, писатель, сценарист, кинорежиссёр

Лука Иванович Ляшенко (укр. Лука Іванович Ляшенко; 12 ноября 1898, Житное (ныне Сумской области, Украины) — 1 декабря 1976, Киев) — украинский советский писатель, сценарист, кинорежиссёр, актёр.

Биография

Выпускник Киевского музыкально-драматического института им. Н. В. Лысенко (1930).

В 1928—1932 годах работал на Одесской и Киевской киностудиях. В 1935 был репрессирован (повторно репрессирован в 1946).

Реабилитирован в 1955 году.

Творчество

Автор книг для детей и юношества, в том числе: сборников рассказов и повестей «В заметах» (1930), «Оповідання» (1932), «За екраном» (1961), «Панас Горнятко» (1962), «Блискавиця темної ночі» (1965, про Г. Сковороду), «Льодяний музикант» (1966), «Дивосил» (1970) и др. В рукописи остались автобиографическая повесть «Шість хлопців і сьомий Лука».

Автор сценариев и режиссёр-постановщик кинофильмов: «В сугробах» (1929), «Штурм земли» (1930), «Степной цвет» (1931) и «Волчьи тропы» (1931, в соавт.).

В кино дебютировал в 1929, как сценарист в фильме «В сугробах». Был режиссёром на Киевской студии имени А. Довженко.

Роли в кино

Снимал у Александра Довженко.

• 1929 — Шкурник — начальник заградительного отряда и командир партизан
• 1930 — Хлеб — демобилизованный красноармеец
• 1930 — Земля — молодой кулак
• 1931 — Степной цвет — эпизод
• 1934 — Последний порт — Андрей Журба, матрос из Прилук
• 1936 — Трое с одной улицы — грузчик Антон
• 1938 — Победа — Фомин
• 1939 — Щорс — Северин Черняк, командир / дед Чиж
• 1939 — Шёл солдат с фронта — Зиновий Петрович
• 1940 — Дружба — директор МТС
• 1959 — Григорий Сковорода — крепостной (нет в титрах)

Ссылки

• [megabook.ru/article/%D0%9B%D1%8F%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%20%D0%9B%D1%83%D0%BA%D0%B0%20%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Ляшенко Лука Иванович]

Отрывок, характеризующий Ляшенко, Лука Иванович

– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.