Мара (буддизм)

Ма́ра (санскр. मार, māra ^IAST, «смерть, разрушение», кит. упр. 魔罗, палл.: Моло) — в буддизме — демон-искуситель, возглавляющий царство богов (параниммитавасаватти) и соблазнявший Будду Гаутаму видениями красивых женщин (возможно, своих дочерей). В буддийской космологии Мара персонифицируется как воплощение безыскусности, гибели духовной жизни. Мара — искуситель, отвлекающий людей от духовных практик путём придания привлекательности земной жизни или выдавая отрицательное за положительное.

В абхидхарме Мару помещают на высшее местопребывание сферы чувственного в мир Паринимитра-вашавартин.

Ранние буддисты, однако, расценивали Мару не как бога, всемогущего повелителя зла, а, скорее, как досадную неприятность. Многие сюжеты преданий, в которых Мара встречается с Буддой, носят определённо ироничный оттенок.

«Мара многолик» — говорят буддисты, когда хотят сказать, что существует некоторая сумма сил (привязанностей и страхов как результат соприкосновений с окружающей материальной и прочими иллюзорными «реальностями»), вновь и вновь увлекающих человеческую сущность к очередному воплощению.

В традиционном Буддизме слово «мара» имеет четыре значения:

1. клеша-мара (санскр. क्लेश, kleśa ^IAST, «трудность, неприятность, страдание») — Мара как воплощение всех безыскусных, низких эмоций.
2. мритью-мара (санскр. मृत्यु, mṛtyu ^IAST, «смерть») — Мара как воплощение смерти, непрерывной череды перерождений.
3. скандха-мара (санскр. स्कन्ध, skandha ^IAST, здесь: «условность, форма») — Мара как метафора взаимосвязанности условностей.
4. девапутра-мара (санскр. देवपुत, devaputra ^IAST, «дитя бога») — Мара как дитя бога, то есть, собственно Мара как существо. Эта ипостась Мары близка с индуистской концепцией майи.

В раннем буддизме значение придавалось как буквальному, так и «психологическому» восприятию Мары. Считается, тем не менее, что как бы мы ни понимали Мару, он имеет власть ровно настолько, насколько мы ему это позволяем.

В буддийской иконографии существует мудра-бхумиспарша, в которой изображается Будда, побеждающий Мару.

См. также

• Мара испытывает Будду — картина
• Марена (мифология)

Литература

• Абаева Л. Л., Андросов В. П., Бакаева Э. П. и др. Буддизм: Словарь / Под общ. ред. Н. Л. Жуковской, А. Н. Игнатовича, В. И. Корнева. — М.: Республика, 1992. — 288 с. — ISBN 5-250-01657-X.

Отрывок, характеризующий Мара (буддизм)

Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.