Маркиз Готии

Маркиз Готии (фр. Marquis de Gothie, лат. Gothiæ marchio) — титул правителя Готской марки, которая располагалась в исторической области Септимания в Южной Франции, позже вошедшей в состав Лангедока. В состав марки входили города Нарбонна, Агд, Безье, Мельгёй, Ним и Юзес. Первоначально часто использовался титул маркиз Септимании (лат. dux Septimaniæ) или герцог Септимании (лат. dux Septimaniæ), Флодоард упоминает этот титул как принцепс Готии лат. princeps Gothiæ или princeps Gothorum. Постепенно наименование области Септимания оказалось вытеснено наименованием Готия.

История

Септиманская (Готская) марка была основана императором Карлом Великим в 801 году. Кроме того к югу от Пиренеев была образована Испанская марка, состоявшая из ряда графств. Вместе обе марки представляли собой рубеж для защиты Аквитанского королевства от арабов. Первым правителем Септиманской марки был назначен граф Тулузы Гильом Желонский, который фактически руководил походами против арабов. Столицей марки стала Тулуза, графы которой первоначально и носили титул маркиза Септимании. Маркиз (герцог) Септимании был главным представителем императора в регионе, непосредственно подчиняясь королю Аквитании. После того, как Гильом Желонский удалился в монастырь в 806 году, его сменил Бего Парижский, женатый на незаконной дочери Людовика Благочестивого.

Однако после смерти Карла Великого ситуация в регионе изменилась. Став императором, Людовик Благочестивый назначил королём Аквитании своего сына Пипина I, который был слишком молод и неопытен, чтобы эффективно управлять своим королевством. В 816 году восстали баски, восстание быстро перекинулось на Васконию. Для того, чтобы эффективнее подавить восстание, Людовик разделил Септиманскую марку на 2 части. Во главе Тулузской марки был поставлен Беренгер Мудрый, ставший фактически вице-королём Аквитании, а Септимания же перешла под прямой контроль императора, который назначил для управления ей графа Прованса Лейбульфа. После смерти Леибульфа (в 828 году) Септимания оказалась в руках Бернара Септиманского, который владел к тому времени частью Испанской марки. Однако после участия в восстании Пипина I против императора Бернар был лишен своих владений, переданных Беренгеру Тулузскому, объединившему, таким образом, Тулузскую и Септиманскую марку, а также присоединив к ним часть Испанской марки. После смерти Беренгера его владения перешли к Бернару Септиманскому, который часто отсутствовал в своих владениях, доверяя управление областями назначенным им виконтам.

После смерти Людовика Благочестивого в 840 году снова разгорелась война между его сыновьями. Бернар, признавший своим сюзереном Пипина II Аквитанского, сына умершего Пипина I, первоначально в войне не участвовал, однако в 842 году присоединился к Пипину, воевавшего против Карла II Лысого, объявившего себя королём Аквитании. После того, как в августе 843 года Лотарь I, Людовик II Немецкий и Карл II Лысый в Вердене заключили мир (Верденский договор), по которому империя была разделена между братьями, интересы Пипина не были учтены. Септимания оказалась в королевстве Карла Лысого — кроме графства Юзес, вошедшего в королевство Лотаря. В 844 году Карл вторгся в Аквитанию. Бернар попал к нему в плен и в мае 844 года был казнен. Марка оказалась разделена между несколькими графами. Собственно Септимания оказалась подчинена графам Барселоны, а титул маркиза Септимании фактически оказался упразднён.

В 849 году на ассамблее в Нарбонне Карл II Лысый уполномочил графов Адельрама I де Труа и Изембарта Отёнского подчинить территории, поддерживавшие Пипина II Аквитанского, воевавшего против него. При этом Изембарт и Алеран получили титул «маркиз Готии». Им удалось захватить Гильома, сына Бернара Септиманского, и укрепиться в регионе, после чего титул маркиз Готии фактически оказался закреплён за графами Барселоны до мятежа Бернара Готского, объединившего в своих руках огромные владения. После подавления мятежа в 878 году владения Бернара оказались разделены. Титул маркиза Готии получил Бернар Плантвелю, ставший в 885 году маркграфом Аквитании. После смерти Бернара титул унаследовал его сын Гильом I Благочестивый, создавший в Аквитании фактически независимое герцогство.

Однако после смерти Гильома в 918 году король Карл III Простоватый пожаловал титул графам Тулузы и Руэрга, которые фактически включили Готию в состав своих владений. Однако в XI веке титул утратил своё значение и фактически исчез, вытесненный титулом маркиза Прованса.

Маркизы (герцоги) Септимании

• 801—806: Гильом Желонский (ок.750 — 812), граф Тулузы 790—806, маркиз Септимании 801—806
• 806—816: Бего (ок. 755/760 — 816), граф Парижа с 811/815, граф Тулузы и маркиз Септимании ок.806—811/815
• 817—828: Лейбульф Прованский (ум. 828), граф Прованса и маркиз Септимании
• 828—832: Бернар Септиманский (ок. 795—844), маркиз Септимании 828—832, 835—843, граф Барселоны и Жероны 826—832, 835—844, граф Тулузы 835—842, граф Отёна 830—844, камергарий императора Людовика I Благочестивого
• 832—835: Беренгер Мудрый (ок.790/795 — 835), маркграф Тулузы с 816, граф Палларса и Рибагорсы 816—833, граф Барселоны, Жероны, Безалу и маркиз Септимании с 832, граф Ампурьяса и Руссильона 832—834
• 835—844: Бернар Септиманский (вторично)

Маркизы Готии

• 849—852: Алеран (Адельрам) де Труа (ум.852), граф де Труа с 820, граф Барселоны, Ампурии и Руссильона с 850, маркиз Готии с 849
• 849—852: Изембарт (815—858) (соправитель), граф Барселоны, Жероны, Ампурьяса и Руссильона 850—852, маркиз Готии 849—852, граф Отёна, Шалона, Дижона и Макона с 853
• 852—857/858: Одальрик (ум.859), маркиз Готии и граф Барселоны, Жероны, Ампурьяса и Руссильона 852—857/858
• 857/858—864: Гумфрид (Онфруа) (ум. после 876), граф Бона 856—863, Отёна, Шалона, Макона (858—863), маркиз Бургундии 858—863, Готии 858—864, граф Барселоны, Руссильона и Нарбонны 857/858 — 864, граф Ампурьяса, Жероны и Безалу 857/858 — 864, граф Тулузы и Руэрга 863—864, Лиможа 862—862, граф в Цюрихгау в 872—876
• 865—878: Бернар II Готский (ум. ок. 879) — маркиз Готии 865—878, граф Барселоны, Жероны, Русильона, Нарбонны, Агда, Безье, Мельгей и Нима 865—878, граф Пуатье 866—878, граф Отёна 877—878
• 878—886: Бернар III Плантвелю (841—886), граф Отёна 863—864, граф Роде 864—874, граф Ормуа 864—868, граф Оверни с 868, граф Руэрга, Тулузы и Лимузена с 872, граф Буржа и маркиз Готии с 878, граф Макона с 880, граф Лиона с 885, маркграф Аквитании с 885
• 886—918: Гильом I Благочестивый (860/865—918), граф Оверни, Макона, Буржа и Лиона с 886, герцог Аквитании с 893
• 918: Эд Тулузский (ум. 918), граф Тулузы с 886, граф Руэрга и Керси 872—898, маркиз Готии с 918
• 918—924: Раймунд II Тулузский (ум. 923/924), граф Альби и Нима 886—918, граф Руэрга и Керси 898—906, граф Тулузы с 906 (до 918 соправитель отца), маркиз Готии с 918
• 924—935/937: Эрменгол (ум. 935/937), граф Руэрга и Керси с 906, граф Альби и Нима с 918, маркиз Готии с 924
• 924—944/950: Раймунд III Понс Тулузский (ум. 944/950), граф Тулузы и маркиз Готии с 924, герцог Аквитании и граф Оверни 932—936
• 935/937—961/965: Раймунд II Руэргский (ум. 961/965), граф Руэрга и Керси, маркиз Готии с 935/937, герцог Аквитании и граф Оверни 936—950
• 944/950— до 972: Раймунд (IV) Тулузский (ум. до 972), граф Тулузы и маркиз Готии с 944/950
• 961/965—1008: Раймунд III Руэргский (ум. 1008), граф Руэрга и Керси, маркиз Готии с 944/950
• до 972—972/979: Раймунд (V) Тулузский (ум. 972/979), граф Тулузы и маркиз Готии с до 972
• 972/979—1037: Гильом III Тайлефер Тулузский (ум. 1037), граф Тулузы и маркиз Готии с 972/979
• 1008—1054: Гуго Руэргский (ум. 1054), граф Руэрга и Керси, маркиз Готии с 1008
• 1037—1060: Понс Тулузский (ум. 1060), граф Тулузы и маркиз Готии с 1037
• 1054—1065: Берта Руэргская (ум. 1065), графиня Руэрга и Керси, маркиза Готии с 1054

См. также

• Графство Тулуза
• Испанская марка
• Список графов Тулузских
• Графство Руэрг

Литература

• Lewis, Archibald R. [libro.uca.edu/lewis/index.htm The development of southern french and catalan society, 718—1050]. — Austin: University of Texas edition, 1965.
• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.

Ссылки

• [www.covadonga.narod.ru/Karolingi.html Гасконь, Септимания и Каталония в 778 - 828 гг.]. Реконкиста. Проверено 11 июня 2009. [www.webcitation.org/5w9muYc50 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2011].

Отрывок, характеризующий Маркиз Готии

– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.