Мартини, Джованни Баттиста
| Джованни Баттиста Мартини | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Профессии |
композитор, педагог, музыковед |
| Жанры | |
Джова́нни Батти́ста Марти́ни (итал. Giovanni Battista Martini, 24 апреля 1706, Болонья, — 4 октября 1784, Болонья) — итальянский композитор, музыковед, педагог, капельмейстер, певец, скрипач и клавесинист. Известен как «падре Мартини».
Содержание
Биография
Джованни Баттиста Мартини родился в семье скрипача и виолончелиста Антонио Мария Мартини, который и стал его первым учителем. В дальнейшем обучился игре на чембало и пению у падре Предьери, контрапункту у Антонио Риччери и композиции, прежде всего церковной музыки, у Джакомо Антонио Перти, капельмейстера собора Святого Петра[1].
В 1721 году вступил во францисканский монастырь. Изучал философию, математику и теорию музыки; в 1725 году 19-летний Мартини стал капельмейстером церкви Святого Франциска. Рукоположен в сан священника в 1729 году. Разносторонне образованный музыкант и учёный, падре Мартини на протяжении нескольких десятилетий находился в центре музыкально-общественной жизни Италии, собрал уникальную коллекцию книг и манускриптов.
Падре Мартини был также крупнейшим педагогом своего времени, членом и с 1758 года руководителем Болонской филармонической академии. Среди его учеников — И.К. Бах, Ф. Л. Гассман, В. А. Моцарт, Н. Йоммелли, С. Маттеи, Ф.А.Б. Уттини, А. Фави, М. С. Березовский.
Именем падре Мартини названы консерватория (1804) и городская библиотека в Болонье.
Творчество
Как композитор падре Мартини следовал традициям «римской школы» церковной музыки. Автор месс, ораторий, произведений для органа, клавесина, вокальных дуэтов, хоров с инструментальным сопровождением.
Главный теоретический труд падре Мартини — «Образец, или Основной практический очерк контрапункта» (Esemplare ossia saggio fondamentale pratico di contrappunto sopra il canto fermo, т. 1—2, 1774—1775). Его «История музыки» (Storia della musica, т. 1—3, 1757—1781) — один из первых капитальных трудов в этой области; три тома охватывают древние эпохи и античность, четвёртый том, посвящённый раннему средневековью, остался незавершённым[1].
Напишите отзыв о статье "Мартини, Джованни Баттиста"
Примечания
Литература
- Sadie, S. (ed.) (1980) The New Grove Dictionary of Music & Musicians, [vol. # 11].
- Elisabetta Pasquini, Gimbattista Martini. Palermo, L'Epos, 2007. ISBN 978-88-8302-343-9
Отрывок, характеризующий Мартини, Джованни Баттиста
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
