Машковцев, Николай Георгиевич

Николай Георгиевич Машковцев
Дата рождения:	13 ноября 1887(1887-11-13)
Место рождения:	Слободской, Вятская губерния
Дата смерти:	11 апреля 1962(1962-04-11) (74 года)
Место смерти:	Москва, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя→СССР СССР
Научная сфера:	искусствоведение, музейное дело
Учёная степень:	кандидат искусствоведения
Учёное звание:	профессор, член-корреспондент АХ СССР
Альма-матер:	МГНУ им. А. Л. Шанявского
Награды и премии:

Никола́й Гео́ргиевич (Его́рович) Машко́вцев (13 ноября 1887, Слободской, Вятская губерния — 11 апреля 1962, Москва) — советский искусствовед, музейный работник и педагог, автор многих книг по истории русского и советского искусства, кандидат искусствоведения (1949), член-корреспондент Академии художеств СССР (1949), профессор (1950), заслуженный деятель искусств РСФСР (1952).

Биография

Николай Машковцев родился 13 ноября 1887 года в Слободском Вятской губернии (ныне в Кировской области), из дворян.

Окончил Вятское реальное училище. Был членом Вятского художественного кружка, образованного в 1909 году. Усилиями этого кружка в 1910 году был открыт Вятский художественный музей имени В. М. и А. М. Васнецовых.

Учился в Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского (МГНУ), в 1913 году окончил историко-филологическое отделение этого университета. Будучи студентом, участвовал в работе групп, изучавших антропософию и работы Рудольфа Штейнера. В 1913 году посещал лекции в Гельсингфорсе. После этого занимался в студии Константина Юона и Ивана Дудина в Москве.

Работал в Государственной Третьяковской галерее — в 1917—1927 годах помощником хранителя, а в 1927—1930 годах заместителем директора ГТГ по научной работе. Параллельно с этим с 1918 года работал в Наркомпросе РСФСР, был сотрудником музейного отдела Главнауки и руководителем подотдела провинциальных музеев. Принимал активное участие в формировании коллекции Вятского художественного музея имени В. М. и А. М. Васнецовых.

Кроме этого, Николай Машковцев занимался преподавательской деятельностью. С 1919 года он преподавал в Первых государственных свободных художественных мастерских, а затем — во Втором Московском государственном университете и Московском художественном институте. С 1942 года он был преподавателем Московского городского педагогического института имени В. П. Потёмкина.

С 1948 года Николай Машковцев работал заведующим сектором русского искусства НИИ теории и истории изобразительных искусств Академии художеств СССР. В 1949 году ему была присвоена учёная степень кандидата искусствоведения. С 1949 года (по другим данным, с 1947 года) он был членом-корреспондентом Академии художеств СССР, с 1950 года — профессор. В 1952 году ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Сочинения Н. Г. Машковцева

• И. Е. Репин. Краткий очерк жизни и творчества (1844—1930), Москва—Ленинград, 1943
• Владимир Лукич Боровиковский, Москва—Ленинград, Искусство, 1950
• К. П. Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников, Москва, Издательство АХ СССР, 1952 (1-е издание), 1961 (2-е издание), составитель
• Гоголь в кругу художников, Москва, Искусство, 1955
• История русского искусства (в 2-х томах), Москва, Искусство, 1957, редактор
• Репин, Москва, Изогиз, 1957, составитель
• Иван Николаевич Крамской, Москва, Изобразительное искусство, 1973
• А. Рябушкин, Москва, Изогиз, 1960 (1-е издание); Изобразительное искусство, 1976 (2-е издание)
• Из истории русской художественной культуры. Исследования, очерки, статьи. Москва, Советский художник, 1982
• В. И. Суриков, Москва, Искусство, 1994, ISBN 5-210-02263-3

Ссылки

• [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=4867 Машковцев Николай Георгиевич], Московская энциклопедия «Лица Москвы» — mosenc.ru

Отрывок, характеризующий Машковцев, Николай Георгиевич

После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.