Мегила

Мегила или Мегилла (ивр. ‏מגלה‏‎‎ — буквально «свиток») — талмудический трактат, входящий в раздел Моэд и содержащий преимущественно правила о публичном чтении книги Эсфирь в праздник Пурим.

Описание

В изданиях вавилонского Талмуда Мегилла занимает двенадцатое и последнее место в отделе, в Мишне и иерусалимском Талмуде — десятое и предшествует трактатам Хагига и Моэд-Катан. По мнению Гейгера, последний порядок представляется наиболее вероятным, так как он соответствует общей теории о порядке последовательности трактатов в каждом отделе соответственно большему или меньшему числу глав в них Мегила имеет четыре главы, а Моэд Катан и Хагига по три. О порядке глав в трактате существуют различные версии, например в мюнхенском кодексе, № 140, и оксфордском, № 366, а также у Альфаси третья и четвертая главы расположены в обратном порядке против обычных изданий. Рабби Хананель знает обратный порядок 2 и 3 глав. В трактате имеется много отступлений от главной темы.

Содержание

• Глава первая — жители укреплённых городов читают «мегиллу» в 15-й день месяца Адара, а жители неукреплённых — в четырнадцатый; различие в отношении запрещения работать в субботу и другие праздники; священные книги могут быть написаны на любом языке; по мнению рабби Гамалиила же, кроме еврейского, разрешается писать только на греческом; тефиллин и мезузот должны быть написаны лишь квадратным (ивр. ‏אשודית‏‎‎) шрифтом; различие между большими и малыми «бамот», а также между силомским и иерусалимским храмом. 
• Глава вторая — как следует публично читать мегиллу; какие обряды совершаются лишь в течение дня и какие — только ночью.
• Глава третья - содержит только один параграф и говорит о чтении мегиллы, все прочее имеет отношение к общественному богослужению вообще, а также к публичному чтению из Пятикнижия и Пророков.
• Глава четвёртая - здесь изложены правила о продаже священных вещей, об отношении к разрушенной синагоге. В конце главы имеется перечень тех мест из Пятикнижия и Пророков, которые предназначены для публичного чтения в субботы «четырех паршиот» (ивр. ‏אדבע פדשיות‏‎‎) в течение месяца Адара, а также во все праздники.

Дополнительная информация

Тосефта имеет четыре главы; она следует содержанию Мишны, положения которой в ней более развиты, например, в §§ 7—21 первой главы в связи с Мишной, 1, 4—11 приводится целый ряд галах, сходных по существу и различающихся лишь в одном или нескольких пунктах. Гемара (как вавилонская, так и иерусалимская) дебатирует положения Мишны. В вавилонской гемаре историческое значение имеют следующие места: о происхождении формы пяти конечных букв еврейского алфавита, (ивр. ‏מנצפך‏‎)‎ (2б и 3а), о таргуме Онкелоса к Пятикнижию и Ионатана бен-Узиеля к Пророкам (3а), об установлении всенародного Пурима, первоначально праздновавшегося лишь в Шушание (7а), о включении кн. Эсфирь в Канон (ib), o переводе Торы 72 толковниками для Птолемея (9а), об установлении порядка 18 славословии в молитве «Шемона-Эсре» во время рабби Гамалиила II (17б и 18а). В палестинской гемаре говорится также о таргуме к Пятикнижию, причем автором его вместо «Онкелос» назван Аквила (71с); упоминается также о других исторических праздниках в Адаре месяце: день Траяна (ивр. ‏טידיון‏‎‎) 12-го и день Никанора 13-го числа (70с); дважды (72б и 74а) приводится легенда о переходе Антонина в еврейство и о его дружеских отношениях с рабби Иудой. I.

Ссылки

• Мегилла // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [toldot.ru/limud/library/mishna/megila/ Текст трактата на еврейском и русском языках на сайте «Толдот»]

Отрывок, характеризующий Мегила

Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.