Килаим

Кила́им (ивр. ‏כלאיים‏‎ — «гибриды», «смеси») — четвёртый из 11 трактатов раздела Зраим (Посевы), первого из разделов Мишны. Состоит из 9 глав. В Торе приведены запреты на различные виды смешения растений и животных, эти запреты носят общее название — «кила́им». Тора различает три вида килаим: связанные с растениями, с животными и с одеждой. Основания для запретов находят в книгах Левит и Второзаконие. Еврейские мыслители выдвигали различные обоснования запрета килаим, обычно подчеркивая, что они означают нарушение миропорядка, изначально созданного Всевышним.

Содержание глав трактата

1. Какие растения будут считаться разными видами на закон «килаим».
2. Расстояния, которые необходимо оставлять между посевами разных видов.
3. Другие законы килаим для посевов.
4. Запрет посевов в винограднике.
5. Какие посадки называются виноградником на запрет посевов в нём.
6. Законы винограда, растущего в одну линию.
7. Отводки лозы, плоды, выросшие в виноградники, и другие законы посадок в винограднике.
8. Запрет скрещивания разных видов животных.
9. Запрет смешивания шерсти со льном.

В Иерусалимском Талмуде трактат занимает 39 листов.

Килаим растений

Килаим растений включает в себя три частных запрета: килаим в винограднике, килаим деревьев и килаим посевов.

Килаим в винограднике

Запрещается сеять злаки рядом с виноградником, если расстояние от них до одиночного виноградного куста меньше чем 6 «тфахи́м» («те́фах» — ширина ладони, то есть на один локоть — 48 сантиметров). Если же вместе растут пять кустов винограда, образуя две параллельные линии, то это уже настоящий виноградник, и от него посевы следует удалить на 4 локтя (примерно на 2 метра). Однако если виноградник окружен оградой высотой не менее 10 тфахим (около 1 метра), то посевы по ту сторону ограды не нужно отдалять — ограда служит достаточным разделением между несовместимыми растениями. При нарушении этого запрета становится запретным всe (и «урожай посева, который посеешь, и плоды виноградника»). В Земле Израильской запрет нарушается, если около виноградника посеяли хотя бы одно растение иного вида, за её пределами — если посеяли два вида других растений (к примеру, два вида злаков или один злак и один вид овощей).

Килаим деревьев

Запрещается скрещивать различные виды плодовых деревьев. К примеру, прививать ветвь яблони к этрогу или, наоборот. Даже ветку культурной яблони к яблоне лесной, так же прививать нельзя. Еврею, хозяину дерева, запрещается нанимать нееврея, чтобы тот привил его дерево. Если все же дерево было привито, то запрещается еврею оставлять это дерево в своем владении, но разрешается пользоваться его плодами, а также взять ветвь с этого дерева и высадить её в другом месте.

Килаим посевов

Запрещается сеять рядом различные виды злаков и овощей. Расстояние, которое надо оставлять между ними, зависит от многих факторов: от способа посадки или от формы участков, засеянных разными растениями, поэтому владелец поля или огорода должен обратиться за указаниями к раввину. Этот запрет действует только на территории Земли Израильской.

Килаим животных

Килаим животных включает в себя два частных запрета: запрет случать самца и самку животныхи птиц разных видов и запрет совершать любую работу, используя одновременно животных (или птиц) разных видов.

Запрет случать животных разных видов

Запрещается случать самца и самку животных (в том числе домашних) и птиц разных видов. Запрещено создавать ситуацию, при которой возможно их спаривание, и поэтому не разрешается привязывать рядом животных и птиц разных видов. Мул (результат скрещивания осла и кобылы) и лошак (отпрыск жеребца и ослицы) считаются животными разных видов и потому их запрещается привязывать рядом. Однако разрешено ставить мула рядом с мулом и лошака — рядом с лошаком. При этом, если все же случка произошла и родилось новое животное, не запрещается его использование.

Запрет одновременно работать на двух животных разной породы

Запрещается совершать любую работу, используя одновременно животных разных видов. Так, нельзя пахать одновременно на быке и лошади или впрягать их вместе в телегу. Даже если животных разных видов одновременно только понукают голосом, это считается нарушением запрета. Поэтому если нееврей везёт груз, принадлежащий еврею, на двух животных различных видов, еврею запрещается идти рядом с телегой, так как вполне вероятно, что он начнет понукать животных, чтобы они шли быстрее. Запрещено не только управлять, но даже просто сидеть на повозке, которую тянут животные различных видов. Если повозку везет одно животное, запрещается привязывать рядом животное другого вида, даже собаку.

Килаим в одежде (шаатнез)

Запрещается носить одежду, сотканную из льна и шерсти. Запрет относится только к овечьей шерсти и не распространяется на другие виды шерсти. Нарушением этого запрета считается не только соединение льна и шерсти в процессе изготовления ткани, но и сшивание вместе кусков льняной и шерстяной ткани, даже если нитки хлопчатобумажные, шелковые или синтетические. Свивание вместе льняных и шерстяных ниток или спрессовывание их вместе при изготовлении войлока также запрещено. Запрещается соединять льняную и шерстяную одежды застежкой или просто иголкой без нитки, а также надевать льняные и шерстяные носки один на другой. Моше бен Маймон РАМБАМ считал, что даже если между льняной и шерстяной частями одежды вшит другой вид ткани (или, например, кожа), то, согласно букве закона, это считается нарушением запрета. Одежду, в которой есть шаатнез, запрещается надевать вообще. Это касается даже того случая, когда хотят накрыться той частью одежды, в которой шаатнеза нет. Еврею-портному разрешается шить одежду из шаатнеза для нееврея, но запрещается в процессе шитья использовать шаатнез для себя — например, положить его на колени, чтобы согреть их. Продавцы одежды в принципе имеют право надеть одежду, в которой есть шаатнез, чтобы продемонстрировать её покупателю или просто таким образом доставить её в нужное место. Однако они не должны извлекать при этом никакой пользы, например защититься от дождя или холода. Запрещено сидеть на шаатнезе. Поэтому мягкие сиденья, подбитые войлоком, диванные подушки и прочее, необходимо проверять на наличие в них шаатнеза. Даже если десять подстилок положены одна на другую, и в самой нижней из них есть шаатнез, сидеть на них запрещается.

Источники запрета килаим

Установления Мои соблюдайте; скота твоего не своди с другой породой; поля твоего не засевай зерном разнородным, и одежда из смешанной ткани — шерстяной и льняной — да не покрывает тебя. (Ваикра, 19:19).

Не засевай виноградника твоего семенами разнородными, чтобы не стали запретными урожай посева, который посеешь, и плоды виноградника. Не паши на быке и осле вместе. Не надевай одежды из смешанной ткани — из шерсти и льна вместе. (Дварим, 22:9-11]).

По мнению Исраэля Лау (главный раввин Тель-Авива, в 1993—2003 годах — главный ашкеназский раввин Израиля), в общем смысле запрет килаим охраняет от нарушения природные границы, созданные при Сотворении мира. Творец предостерегает этим запретом от смешения различных видов. В рассказе о Сотворении мира многократно подчеркивается, что различные творения ограничены каждый своим видом: «плодовые деревья по их видам», «трава, производящая семена своих видов», «живые существа по их видам», «животные по их видам», а затем сказано: «И увидел Бог, что это — хорошо». Этим дается понять, что в глазах Всевышнего сохранение растениями и животными своих видов есть благо.

Запрет работать сразу на двух животных разной породы основывается на том, что это причиняет страдание этим животным, что также запрещено Торой. Бык, например, лучше всего работает на равнине, в то время как ослу легче работать на склоне гор. Поэтому если пашут на быке и осле вместе, это ведет к нарушению равновесия сил работающих животных, изнуряет их и доставляет им лишние мучения.

Запрет шаатнеза восходит к первой в истории человечества борьбе между Каином и Авелем — борьбе, ставшей прецедентом многочисленных войн, принесших человечеству страшные несчастья. Каин, как известно, был земледельцем, а Авель — пастухом. И вот, запрещая носить одежду, сотканную из шерсти и льна вместе, Тора предостерегает против вражды между пастухами и земледельцами, которая может стать причиной братоубийственных войн. Однако, любые рациональные объяснения запрета килаим неполные, и потому нельзя ограничиваться ими.

Ссылки

• Раввин Исраэль-Меир Лау. Практика иудаизма. — Израиль: Модан, 1996. — С. 152-157. — 460 с. — ISBN 20-50211.
• [www.eleven.co.il/article/12074 ЭЕЭ. Килаим]

Отрывок, характеризующий Килаим

Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.