Каноны богослужения в иудаизме

Молитвенный канон в иудаизме (ивр. ‏נוסח תפילה‏‎, Ну́сах тфила́) — распорядок молитв, принятый в определённой иудейской общине.

История возникновения

Зарождение иудаизма уходит корнями глубоко в века. Вначале был религией израильских племён, населявших землю Ханаанскую. Центром иудаизма с X века до н. э. был Храм в Иерусалиме. После первого разрушения храма в начале VI века до н. э. иудейское богослужение, состоявшее в первую очередь из жертвоприношений, вынужденно изменило свой характер и стало состоять из молитв. В связи с появлением диаспоры молитвенное богослужение сохранило своё значение и после восстановления храма. Исследователи^[кто?] полагают, что в канун иудейского восстания, 10 % населения Римской Империи составляли иудеи. После разрушения второго Храма в 70 году н. э. и изгнания иудеев из Иерусалима, центры иудаизма переместились в другие регионы. В I тысячелетии н. э. появились два центра сосредоточения иудейской учёности: один в Вавилонии, а другой в Земле Израиля. Между ними появились различия в ряде религиозных вопросов. В дальнейшем, вследствие разбросанности иудейских общин, появились и другие литургические традиции, которые оформились в различные молитвенные каноны.

Тогда же в иудаизме появилась потребность в записи религиозных текстов, в том числе и текстов молитв. Первые сборники молитв - сиддуры - появились в эпоху гаонов, в VI-VII веках. Первый известный сиддур составил Рав Натронай Гаон из Суры в Вавилонии в IX веке и послал его в иудейскую общину города Алисано в Испании. После него появился сиддур Рава Амрама Гаона также из Суры в IX веке, который был написан для барселонской общины. Он стал основой для создания молитвенного канона иудейских общин. Также известны сиддуры Рава Саадии Гаона (X век), сиддур Рамбама (XII век), и махзор Витри, написанный учеником Раши (XI век).

Ашкеназский (германский) канон

Ашкеназский канон (ивр. ‏נוסח אשכנז [но́сах ашкена́з] — канон Ашкеназа‏‎) — в средние века евреи называли Германию «Ашкена́з». Отсюда название — «ашкеназские евреи» или «ашкеназы». Когда ашкеназы мигрировали в страны восточной Европы, с собой они привезли и ашкеназский канон молитв и обрядностей иудаизма. В связи с этим появились два варианта ашкеназского канона — германская и польско-литовская. Первый распространён среди евреев Германии и Западной Европы и основан на обычаях раввина Якова бен Моше Моэлина (1365—1427), второй — среди евреев Восточной Европы и опирается на обычаи раввина Ицхака Айзика Тырнэ (ивр. ‏ר' יצחק אייזיק טירנא‏‎). Следует заметить, что большинство евреев Восточной Европы отказались от ашкеназского канона в пользу хасидского канона, кроме евреев Литвы, где находился центр митнагдим, сохранивших восточный ашкеназский канон.

Сефардский (испанский) канон

Сефардский канон (ивр. ‏נוסח הספרדים‏‎, [но́сах а-сфаради́м] — канон сефардов) — в средние века евреи называли Испанию «Сфара́д». Отсюда название — «сефа́рдские евреи» или «сефарды». Первоначально название сефардского канона было «כמנהג הספרדים» — по-обычаю сефардов. Сегодня принято называть этот канон «נוסח הספרדים ועדות המזרח» — канон сефардов и общин Востока, так как восточные евреи («мизрахим»), в прошлом использовавшие другие каноны, в большинстве своём переняли канон сефардов.

Как следует из названия, родина этого канона — Испания. После изгнания евреев из Испании в 1492 году, они, мигрируя, оседали в еврейских общинах разных стран, куда и привезли с собой сефардский канон молитв и обрядностей иудаизма. В период, предшествовавший современной эпохе, сефардский канон представлял собой самый географически распространённый канон: сефардские общины возникли в недавно открытой Америке, в Западной Европе (Амстердам, Лондон, Гамбург, Бордо и др.), в Италии, на Балканах, в Малой Азии, Северной Африке, на Ближнем Востоке (Египет, Сирия, Ливан, Святая земля и часть Ирака), и даже в городе Кочин, что в Индии.

Широко распространившись, сефардский канон сумел оттеснить различные местные обряды и традиции в тех общинах, в которых сефарды были решительней местных иудеев. Так случилось, например, в городе Халеб (Сирия), в различных общинах в Северной Африке и на Балканах. Влияние сефардского канона было настолько велико, что новые каноны молитв, объединяющие сефардский канон с местным, создавались даже в тех регионах в которых изгнанные сефарды исторически вообще не переселялись. Таким образом были созданы:

• йеменский молитвенный канон «шами», который является в основном сефардским с некоторыми элементами, перенятыми из древнего йеменского канона;
• каноны ашкеназов-хасидов, которые являются объединением ашкеназского канона с сефардским.

Столь широкое распространения сефардского канона привело к появлению многочисленных его разновидностей. В еврейских общинах различных регионов немного изменённый сефардский канон передавался устно из поколения в поколения, а в наши дни для этих общин выпускаются специальные сиддуры (молитвенники). Например:

• сиддур «Рабби Ихиэль Сэви» — молитвенник, основанный на сефардском каноне, согласно обычаю горских евреев.
• сиддур «Тфилат Рефаэль» — молитвенник, основанный на сефардском каноне, согласно обычаю грузинских евреев.
• сиддур «Ве-зарах hа-шемеш» — молитвенник, основанный на сефардском каноне, согласно обычаю марроканских евреев.
• сиддур «Зхут Йосеф» — молитвенник, основанный на сефардском каноне, согласно обычаю турецких евреев и евреев Родоса.

Хасидский канон (канон Сфарад)

Канон Сфарад (ивр. ‏נוסח ספרד‏‎, [но́сах Сфара́д] — канон Сфарад) — является молитвенным каноном, принятым хасидским течением в восточной Европе, а позднее, в результате распространения хасидизма, ставшим главным каноном евреев ашкеназского происхождения.

Несмотря на название, канон Сфарад не является молитвенным каноном сефардских евреев, а одним из двух главных канонов ашкеназских евреев. Некоторые предпочитают называть «канон Сфарад» «каноном хасидов» для того, чтобы отличить его от молитвенного «канона сефардов и общин Востока»

При возникновении хасидского течения его основатели стремились молиться по сефардскому молитвенному канону богослова XVI века Ицхака Лурия (Аризаля). Тем не менее, не желая полностью оставлять принятого в общинах обычая, они не заменили ашкеназский канон сефардским, а создали смесь сефардского и ашкеназского канонов.

Йеменский канон

Йеменский канон (ивр. ‏נוסח תימן‏‎, [но́сах Тема́н] — канон Йемен) — древний канон евреев Йемена. В настоящее время йеменские евреи пользуются двумя канономи — «шами», который представляет собой вариант сефардского, и собственно йеменским, называемым также «балади». В обоих канонах используется уникальный йеменский вариант произношения. Йеменские евреи считают свой богослужебный канон и своё произношение наиболее древними и близкими к древнеизраильским, эту точку зрения разделяют и некоторые учёные.

Итальянский канон

Итальянский канон (ивр. ‏נוסח איטליה‏‎, [но́сах Ита́лия] — канон Италии) или (ивр. ‏מנהג איטליאני‏‎, [минhа́г италья́ни] — итальянский обычай) — является молитвенным каноном, практикуемым евреями Италии, которые по происхождению не являются ни сефардами, ни ашкеназами.

У евреев Италии имеется свой особый молитвенный канон. В Италии в прошлом, однако, существовали общины, происходившие из Испании (они молились по сефардскому канону) и из Германии (они молились по ашкеназскому канону). В свою очередь, итальянский канон не является каноном всех евреев Италии, а только потомков древних евреев Италии, тех которые мигрировали в Италию при разрушении Второго Храма в Иерусалиме.

Романиотский (греческий) канон

Романиотский канон (ивр. ‏נוסח הרומניוטים‏‎, [но́сах hароманиоти́м] — канон романиотов) или (ивр. ‏נוסח רומניא‏‎, [но́сах Рома́ниа] — канон Романии) — является названием канона богослужения, практиковавшегося у иудеев Греции и Балканских общин. Вопреки названию, данный канон не является каноном богослужения евреев Румынии, которые по происхождению ашкеназы. В Средние Века евреи, как и сами византийские подданные, называли Византию «Романией». Отсюда название евреев Византии — «романио́ты».

Как и итальянский канон так и романиотский характиризуется определённой схожестью с древнеиудейским обрядом. Эти каноны близки друг к другу и оба содержат в себе древние традиции, которые в других молитвенных канонах уже исчезли или изменились. Некоторые исследователи полагают, что большинство романиотов в Византию попали напрямую со Святой земли — факт, который и повлиял на их канон. Также содержание пиютов (иудейские литургические поэмы, которые поют вовремя религиозной службы) в романиотском каноне происходит в основном от древнеиудейских пайтанов (при синагогах, ответственные за строгое хранение правил пения пиютов). Эти древнеиудейские пиюты были приняты также в итальянском каноне, ашкеназском, французском и отвергнуты в сефардском и йеменском канонах.

Романиотский канон почти полностью исчез после того, как в общины евреев Греции и Балкан переселились изгнанные сефарды из Испании в 1492 году. Сефарды завезли свой сефардский канон, который и оттеснил романиотский. Сиддуры основанные на романиотском каноне печатались в очень малом количестве и сегодня по нему почти не молятся. Однако, всё ещё существуют несколько общин в Израиле и за его пределами, которые сохраняют романиотский обычай. Например, в г. Нью-Йорк в синагоге «Кеила Кедуша Янина» богослужение проводится по романиотскому канону. Эта синагога была основана еврейскими выходцами из города Янина, что в Греции.

Канон Земли Израиля

Канон Земли Израиля (ивр. ‏נוסח ארץ ישראל‏‎ Ну́сах Э́рэц Йисраэ́ль) - это молитвенный канон, который был принят у иудеев Земли Израиля, оставшихся в стране после разрушения Второго Храма. Название этого канона было создано позднейшими исследователями литургии. В рукописях каирской генизы сохранились и дошли до наc молитвенные каноны таннаев и амораев, упоминающихся в Иерусалимском Талмуде и в мидрашах. Канон Земли Израиля сохранялся в течение всего периода гаонов, в Египте он продержался до XIII века. Элементы нусаха Земли Израиля сохранились в различных молитвенных канонах до наших дней, в особенности в ашкеназском, итальянском и романиотском канонах.

Персидский канон

Персидский канон (ивр. ‏נוסח פרס‏‎, [но́сах Пара́с] — канон Персии) — в прошлом был каноном богослужения ираноязычных евреев Персии и Средней Азии. Канон был полностью основано на сиддуре (молитвеннике) Саадии Гаона (882—942). Сиддур Рава Саадии Гаона, снабжённый комментариями на арабском языке, имел хождение от Испании и северной Африки, через Йемен, Сирию и Ирак до Ирана и Средней Азии и в дальнейшем имел большое влияние на создание йеменского и персидского канонов. После кровопролитного вторжения в XIII веке монголов в Среднюю Азию, Иран и Ирак поредевшие иудейские общины? перешедшие с арабского языка на персидский, начали постепенно приходить в упадок в плане религиозной образованности, пока в XVIII веке не соприкоснулись с сефардами, пришедшими из соседней Османской империи. В конце XVIII века в Персию прибыл из Иерусалима посланник — раввин Йосеф Маман «ивр. ‏השד"ר הירושלמי ר' יוסף מאמאן‏‎» — с целью сбора денег для еврейских общин Святой земли. В 1793 году он прибыл в Бухару и был потрясён насколько иудеи Персии ошибочно понимают молитвы и обрядности иудаизма. Сиддуры, основанные на персидском каноне, были рукописными и в небольшом количестве, а многие евреи вообще не умели молиться по всем правилам. Рав Маман решил остаться в Бухаре и обучить местных евреев молитве и основным законам Галахи. Для начала он убедил их перейти на сефардский канон и позаботился распространить среди них в достаточном количестве печатные сиддуры, которые он привёз с собой. Несмотря на то, что среди персидских евреев многие стремились сохранить древнюю традицию, сефардский канон укоренился с тех пор в Персии и Средней Азии.

Канон АРИ

Канон Ари (ивр. ‏נוסח הארי‏‎, [носах hа-ари] — канон Аризаля) - вариант нусаха Сфарад, используемый хасидами движения Хабад. Назван по имени Ицхака Лурия (Аризаля), составлен основателем Хабада рабби Шнеур-Залманом.

Канон Арам-Цубы

Канон Арам-Цубы или Арам-Цовы (ивр. ‏נוסח ארם צובה [но́сах ара́м цова́]‏‎, что можно перевести на русский как сирийский канон) - молитвенный канон евреев сирийского города Халеб. В отличие от большинства других еврейских общин Ближнего Востока община Халеба не перешла на сефардский нусах, но сохранила свой особый ритуал, который до сих пор используется выходцами из Халеба, живущими в Израиле.

Отрывок, характеризующий Каноны богослужения в иудаизме

– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.