Иоханан бен Заккай

Иоханан бен Заккай

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Раббан Иоханан бен Заккай— ивр. ‏רבי יוחנן בן זכאי‏‎ танна второго поколения, ученик Гиллеля и Шаммая, ставший во главе синедриона после разрушения Иерусалимского храма римлянами в 70 году н. э. и гибели предыдущего главы синедриона рабби Шимона бен раббан Гамлиэля. Единственный танна, носящий титул «раббан», не являющийся потомком Гилелля.

Отношения с римлянами

Согласно традиции, раббан Иоханан, предвидя взятие Иерусалима римлянами и опасаясь, что это событие может прервать цепочку передачи устной Торы, решил провести с римским военачальником Веспасианом самостоятельные переговоры. Для того, чтобы покинуть осаждённый Иерусалим он распустил слух о своей смерти и поручил двум своих ученикам, рабби Элиэзеру бен Уркенос и рабби Иеошуа бен Ханания, вынести его из Иерусалима в гробу. Оказавшись за пределами Иерусалима, раббан Иоханан попал в римский лагерь, где приветствовал Веспасиана, как будущего императора. Веспасиан благосклонно отнёсся к раббану Иоханану и последнему удалось добиться для евреев возможности изучать Тору. Вследствие этой договорённости раббан Иоханан основал центр изучения Торы «Керем Явне (виноградник Явне)» в городе Явне. После взятия Иерусалима римлянами в Керем Явне перебрались большинство авторитетов в области Торы того времени.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/11837 Иоханан бен Заккай] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Иоханан бен Заккай

Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.