Медицинский фетишизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Медицинский фетишизм (медфетиш) — разновидность сексуального фетишизма, при котором сексуальное удовольствие является результатом ролевой игры, воспроизводящей реальную или вымышленную медицинскую ситуацию.

Предметом фетишизма может являться как сама обстановка (физическая и психологическая), сопутствующая проведению медицинских воздействий, так и проведение конкретных медицинских или псевдомедицинских действий. С психологической точки зрения подобный фетишизм может иметь множество первопричин, таких, как ощущение беспомощности и подчинения, «синдром белого халата» или специфические воспоминания фетишиста, связанные с медициной. Часто медицинский фетишизм включает в себя элементы подчинения/доминирования, что делает его одной из составных частей БДСМ.

В большинстве случаев технически медицинский фетишизм концентрируется на проведении медицинских действий, имеющих сексуальный или близкий к сексуальному характер. Это могут быть гинекологические, урологические и проктологические осмотры, разнообразные медицинские процедуры (такие, как клизма, инъекции в ягодичную мышцу и т.п.) и т. п. При этом возможно дополнительное «осексуаливание» медицинских воздействий (к примеру, использование специальных сексуальных наконечников клизм). Вместе с тем медицинский фетишизм может включать элементы, не относящиеся напрямую к медицине (такие, как бондаж, флагелляция, сексуальные игрушки и т. п.). Собственно секс не является необходимым элементом медицинского фетишизма, хотя может присутствовать. Кроме того, медицинский фетишизм может пересекаться с другими видами фетишизма, такими, как латекс-фетиш (одежда и атрибутика изготовляется из латекса).

Напишите отзыв о статье "Медицинский фетишизм"



Литература

  • В. Костюченко, В. Кулакова. Асексуары, или Как сервировать супружескую постель. — М.: Кэпитал Трейд Компани, 2010. — 256 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-412-00228-6.

Отрывок, характеризующий Медицинский фетишизм

– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.