Торпедные крейсера типа «Гуанъи»
Крейсера типа «Гуанъи» — серия минных или торпедных крейсеров военно-морских сил императорского Китая. Принимали активное участие в первой японо-китайской войне.
Содержание
Представители
«Гуанъи» (Kuang Yi) — головной корабль серии. Заложен на мавэйских верфях близ Фучжоу в 1889 г. Спущен на воду в 1890, введен в строй в 1891 г.
«Гуанбин» (Kuang Ping) и «Гуандин» (Kuang Ting). Заложены одновременно в Фучжоу в 1890 г. Спущены на воду в 1891 г. Введены в строй в 1893 г.
Описание конструкции и оценка проекта
Минные крейсера типа «Гуанъи» продолжали серию легких патрульных кораблей, строившихся в Фучжоу для южной Гуанчжоуской эскадры, и представляли собой развитие проекта более раннего композитного минного крейсера «Гуанцзя». По докладу видевших их капитана русского крейсера «Адмирал Нахимов», китайские минные крейсера строились «по английским чертежам». Судовые механизмы и оборудование, а также артиллерия были импортированы из Великобритании
Водоизмещение — 1100 тонн (у «Гуанцзя» — 1278 тонн). Двигательная установка в 3 тыс. л. с. (против 2,4 тыс. у «Гуанцзя»), что позволяло развивать максимальную скорость в 17 узлов, запас угля — 150 тонн. Вытянутый железный корпус с прямой гладкой палубой, над которой возвышались высокая надстройка с рубкой и мостиком в передней части, одна труба и три легкие мачты. Главной защитой корабля являлась броневая палуба дюймовой толщины. Вертикальное бронирование ограничивалось рубкой (2-дюймовая броня) и орудийными щитами.
Основное артиллерийское вооружение составляли три 152 мм. орудия Круппа, однако перед самой войной корабли серии прошли перевооружение - вместо орудий Круппа были установлены по 3 скорострельных 120-мм орудия, изготовленных в арсенале Цзянсу: два в районе полубака, на спонсонах, по одному на каждый борт, ещё одно орудие — в кормовой части. Вспомогательное вооружение: четыре 47-миллиметровых и четыре 37-миллиметровых орудия. Вопрос о минно-торпедном вооружении остается открытым: декларируемые четыре торпедных аппарата (вместо двух у предшествующего «Гуанцзя»), по данным китайского историка флота Чэн Юэ, могли быть установлены только на "Гуанбин", после боя у Ялу.
Крейсера типа «Гуанъи» можно признать очевидным успехом молодого китайского кораблестроения. Разумеется, малые крейсера типа «Гуанъи» не могли противостоять гораздо более крупным сильным и быстроходным бронепалубным крейсерам 2-го ранга, которые составляли основную ударную мощь японского флота, но как легкие корабли патрульно-дозорной и посыльной службы они вполне соответствовали своему времени и не уступали строившимся в Японии однотипным авизо (например, безбронному крейсеру «Такао»). Собственно как минный крейсер, то есть корабль предназначенный для действий против миноносцев, использовать слишком тяжелый и тихоходный для этого класса судов «Гуанъи» было бы невозможно. Впрочем, из-за быстрого роста скорости миноносцев бесперспективным оказался весь класс минных крейсеров и торпедных канонерок.
Служба
Весной 1894 г. в связи с угрозой войны с Японией минные крейсера «Гуанъи» и «Гуанбин» вместе с композитным авизо «Гуанцзя» были направлены из Гуанчжоу на север Китая для участия в маневрах Бэйянской эскадры военно-морских сил Китая под командованием адмирала Дин Жучана. и в дальнейшем включены в её состав. В июле того же года «Гуанъи» вместе с бронепалубным крейсером «Цзиюань» был направлен для сопровождения транспортов с китайскими войсками в корейский порт Асан.
25 июля 1894 г. с неожиданного нападения на китайские корабли у Асана началась японо-китайская война. При выходе ранним утром из бухты навстречу очередному прибывающему транспорту «Цзиюань» и «Гуанъи» были встречены тремя намного более сильными бронепалубными крейсерами японского «Летучего отряда» контр-адмирала К. Цубои. Хотя война ещё не была объявлена и старший командир идущего впереди «Цзиюань» Фан Боцянь не давал распоряжений о приведении кораблей в боеготовность, командир «Гуанъи» Линь Госян немедленно приказал пробить боевую тревогу. Когда японский крейсер «Нанива» (командир — Х. Того ) внезапно обрушил на «Цзиюань» шквальный огонь, нанеся первыми же залпами тяжелые повреждения, «Гуанъи» сам смело атаковал «Наниву», что отвлекло японцев от «Цзиюаня» и дало ему возможность починить поврежденное рулевое управление.
«Цзиюань», преследуемый флагманским крейсером адмирала Цубои «Ёсино» («Иосино») стал прорываться в открытое море, а «Гуанъи» пошел вдоль берега, ведя бой с «Нанивой», а затем и присоединившейся к ней «Акицусимой» (командир — Х. Камимура ). В ходе неравного боя китайский минный крейсер потерял 31 человека убитыми и больше 40 ранеными, корпус был пробит во многих местах, открылась сильная течь, к тому же подходили к концу снаряды. Линь Госян посадил «Гуанъи» на скалы, команда, подорвав машину, покинула корабль и добралась до берега. Через некоторое время подошедшая «Акицусима» довершила уничтожение застрявшего на скалах «Гуанъи». «Цзиюаню» удалось уйти в Вэйхайвэй, но в тот же день японцы потопили транспорт «Гаошэн» с 1100 китайских солдатами и вынудили сдаться авизо «Цаоцзян».
В сентябре того же года минный крейсер «Гуанбин» участвовал в походе сопровождавшей войсковые транспорты Бэйянской эскадры к устью р. Ялу. Благодаря небольшой осадке «Гуанбин» смог, прикрывая высадку, войти непосредственно в устье реки, где встал на якорь вместе с ренделовскими канонерками, миноносцами и малым броненосным крейсером «Пинъюань». На следующий день 17 сентября 1895 г. «Гуанбин» принял участие в решающем морском сражении войны — битве при Ялу. Затратив время на выход из реки вместе с «Пинъюанем» и двумя миноносцами, «Гуанбин» опоздал к началу битвы.
При подходе к месту сражения минный крейсер атаковал пытавшийся выйти из боя поврежденный японский штабной пароход «Сайкё-мару». «Гуанбин» обстрелял «Сайкё», добившись 4 попаданий из 120-мм орудий, но затем ушел вместе с «Пинъюанем» на соединение с другими китайскими крейсерами, предоставив добивать пароход миноносцам. Из всех участвовавших в битве китайских кораблей «Гуанбин» пострадал меньше всех, среди его команды не было убитых и всего 2 человека получили ранения.
Оставаясь в составе Бэйянской эскадры «Гуанбин» был вместе с ней заблокирован в начале 1895 г. в бухте Вэйхайвэя. Участвовал в обстрелах японских войск, нес дозорную службу. Командир "Гуанбина" Чэн Бигуана был выбран Дин Жучаном для передачи японскому командованию согласия на капитуляцию. На одной из канонерских лодок эскадры Чэн Бигуан прибыл на встречу с Ито Сукэюки и передал письмо Дин Жучана. Затем "Гуанбин" вместе со всеми уцелевшими кораблями Бэйянского флота был передан японцам. 
Через некоторое время японскому адмиралу Ито было передано письмо от губернатора китайской провинции Гуандун, в котором он просил о возвращении минного крейсера Гуанчжоуской эскадры на основании, что Гуанчжоу не участвует в войне (пример фактического распада Китая в кон. XIX в. на отдельные провинции). Губернатор давал обязательства, что его корабль больше не примет никакого участия в военных действиях и даже соглашался, что японцы снимут с него вооружение.[1].
Японцы, разумеется, оставили трофейный корабль у себя. Как и другие трофейные китайские корабли, «Гуанбин» сохранил своё старое название, которое по-японски произносилось как «Кохэй» и включен в состав японского флота, но служил в нем лишь короткое время. В декабре 1895 г. «Кохэй» потерпел кораблекрушение вблизи порта Магун на оккупированных Японией островах Пэнху и затонул. Последний минный крейсер серии «Гуандин» служил в Гуанчжоуской эскадре до 1914 г., после чего был списан.
Напишите отзыв о статье "Торпедные крейсера типа «Гуанъи»"
Примечания
- ↑ [militera.lib.ru/h/klado_n/02.html Лейтенант Н. Кладо. Военные действия на море во время японо-китайской войны. СПб., Типография Морского министерства, 1896]
Литература
- [www.beiyang.org/bybq/guy.htm Статья на сайте Бэйянского флота (на кит. яз.)]
- [www.battleships.ru/warships/kuang_yi_1889_cnmalkov/ship_rsmalkov.html Torpedo cruiser 'Kuang Yi' (1889)]
- [militera.lib.ru/h/wilson_h/21.html Вильсон Х. Броненосцы в бою. Главы 21]
Отрывок, характеризующий Торпедные крейсера типа «Гуанъи»
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
