Дин Жучан
| Дин Жучан |
Дин Жучан (кит. упр. 丁汝昌, пиньинь: Dīng Rǔchāng, в европейской литературе встречается также написание Ting Joochang; 18 ноября 1836 — 12 февраля 1895, Вэйхайвэй) — китайский адмирал. Уроженец уезда Луцзян провинции Аньхуэй. Происходил из бедной семьи.
Биография
В 1854 году принимал участие в восстании тайпинов, однако в 1861 году под Аньцином перешел на сторону Цинов и участвовал в его подавлении, последовательно служа в речной флотилии на Янцзы и армии Лю Минчуаня. После разгрома государства тайпинов принимал участие в подавлении восстания няньцзюней и получил за заслуги должность цаньцзян (полковник).
В 1868 году получил почетный титул Сеюн-батур и должность тиду (генерал).
В 1874 году выступил против программы цинского правительства по сокращению милитаристских вооруженных формирований, чем вызвал гнев своего патрона Лю Минчуаня. Обратившись за помощью к Ли Хунчжану, он получил предложение последнего об участии в создании современного военно-морского флота в Китае.
С 1875 года служил во вновь формируемом Бэйянском флоте.
В 1880 году был командирован в Европу для приемки приобретенных в Англии крейсеров «Янвэй» и «Чаоюн», и ознакомления с европейским судостроением, получил хороший опыт на верфях Германии и Франции. Дин Жучан поддерживал так называемое «движение за самоусиление» цинского Китая путём создания вооружённых сил и военной промышленности по западно-европейскому образцу. Принимал деятельное участие в создании китайского военного флота современного типа, состоявшего из паровых бронированных судов, построенных и закупленных за границей, фактически создавал с нуля военно-морские базы Бэйянского флота в Вэйхайвэе, Люйшунькоу и Даляньване. Проведенные по его приказу и под его руководством работы по созданию системы береговой обороны на островах Люгундао, Жидао и Хуандао, прикрывающих вход на рейд Вэйхайвэя, являются вершиной развития китайской фортификации в эпоху Цин.
В 1882 году являлся наблюдателем во время корейско-американских переговоров, фактически контролируя действия корейцев при подписании корейско-американского торгового договора. В ходе восстания гарнизона Сеула Дин Жучан принял активное участие в подавлении мятежа, прибыв в Инчхон с эскадрой из 7 кораблей и захватив отца корейского государя Коджона Ли Хаына, бывшего вдохновителем восстания. До 1885 года принимал участие в руководстве действиями китайских вооруженных сил по оккупации Кореи, готовился к отражению японской агрессии.
В 1883 году был назначен тиду города Тяньцзинь.
В 1884 году принял участие во франко-китайской войне, будучи откомандирован в Цинчжоу, за что был пожалован одной из традиционных высших наград — желтой курмой (курткой для верховой езды).
В 1888 году был назначен на должность хайцзюнь тиду (адмирал), командовал Северной эскадрой, базировавшейся в Чжилийском заливе. В период с 1888 по 1894 год, по мнению цинского историка Чжао Эрсюня, допустил много ошибок в подготовке флота, чем снизил его боеготовность. В 1894 году был назначен шаншу (министр).
С началом японо-китайской войны 1894-1895 командовал китайским флотом. Потеряв в бою 25 июля 1894 года у острова Пхундо канонерскую лодку «Гуанъи», вспомогательное судно «Цаоцзян» и зафрахтованный транспорт «Гаошэн», Дин Жучан отдал приказ о немедленном выходе Бэйянского флота в море для генерального сражения с японским флотом уже 2 августа 1894 года, однако указ из Цзунли Ямэнь (МИД империи Цин) запретил ему действовать восточнее линии Вэйхайвэй — устье реки Ялу. Дин Жучан лично командовал Бэйянским флотом в сражении с японским флотом в устье реки Ялу в Жёлтом море 17 сентября 1894 года, когда китайцы не позволили японскому флоту сорвать высадку подкреплений в устье реки Ялу. В этом тяжелом бою китайская эскадра потеряла 5 кораблей из 10, но выполнила свою стратегическую задачу по обеспечению высадки десанта. В феврале 1895 года, когда японские войска заняли береговые батареи и форты главной цинской военно-морской базы Вэйхайвэй, в котором стояла китайская Северная эскадра, Дин Жучан возглавил сопротивление остатков Бэйянского флота, стоявшего на внутреннем рейде острова Люгундао, прикрывавшего вход в бухту Вэйхайвэя. Сопротивление длилось с 1 по 16 февраля 1895 года. После гибели 5 февраля 1895 года флагманского броненосца «Динъюань» положение стало безнадежным. Через несколько дней на острове вспыхнул мятеж среди солдат и матросов, подстрекаемых иностранными военными советниками (Джон МакЛюр и другие). Дин Жучан был вынужден вступить в переговоры с японцами и обеспечил условия капитуляции, приемлемые для остатков китайского флота. Однако сам Дин Жучан отказался от предложенного ему политического убежища в Японии и покончил жизнь самоубийством. Его примеру последовала часть командиров Бэйянского флота. По приказу командующего Объединенным флотом Японии адмирала Ито Сукэюки, китайский учебный крейсер "Канцзи" был выделен для доставки в Чифу 12 иностранных военных советников, состоявших на службе в Бэйянском флоте. 19 февраля 1895 г. корабль покинул Вэйхайвэй, увозя на борту тела Дин Жучана и других китайских офицеров, добровольно расставшихся с жизнью. В момент выхода корабля из гавани на всех японских судах были приспущены флаги, а с флагманского крейсера "Мацусима" был произведен артиллерийский салют.
За сдачу Вэйхайвэя Дин Жучан был посмертно лишен всех званий и должностей, однако он оставался популярным среди цинских военных, видевших в его поведении образец следования долгу. По просьбам цинского генералитета в 1911 году Дин Жучан был восстановлен во всех чинах и званиях посмертно.
- Ding ruchang office.jpg
Воссозданная приемная адмирала в штаб-квартире Бэйянского флота на о.Люгундао
- Ding ruchang hall.jpg
Гостиная в воссозданных личных покоях адмирала на о.Люгундао
- Ding ruchang temple.jpg
Мемориальный храм в честь героев Японо-китайской войны 1894-95 гг. на борту музейного броненосца "Динъюань" в г.Вэйхай. Виден портрет Дин Жучана
Напишите отзыв о статье "Дин Жучан"
Литература
- Чжао Эрсюнь «Цин ши гао» (Черновая история династии Цин), 1927
- Широкорад А. Б. «Россия и Китай. Конфликты и сотрудничество», Москва 2004.
- Китайско-японская война. Морской сборник, 1895 г., № 3, морская хроника, с.1-7
Отрывок, характеризующий Дин Жучан
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
