Мисевич, Владислав Людвигович

Владислав Мисевич белор. Уладзіслаў Місевіч
Основная информация
Дата рождения	8 мая 1945(1945-05-08) (78 лет)
Место рождения	Чкалов, РСФСР, СССР
Страна	СССР СССР Белоруссия Белоруссия
Жанры	саксофон, флейта, бэк-вокал
Награды	Заслуженный артист Белорусской ССР
Аудио, фото, видео на Викискладе

Владислав Людвигович Мисевич (род. 8 мая 1945 года, Чкалов, РСФСР, СССР) — советский и белорусский музыкант, Заслуженный артист Белорусской ССР, с 1968 по 1992 год участник ВИА Песняры; один из основателей и участников ВИА «Белорусские песняры» с 1998 года.

Биография

Интерес к музыке проявлял с детства, занимался в музыкальных кружках в средней школе, учился в музыкальной школе (класс фортепьяно).

В оркестре Оренбургского суворовского училища (закрыто в 1964 году), затем в оркестре Оренбургского высшего лётного военного училища играл на кларнете и саксофоне. Был призван на срочную службу (1964), которую проходил в Отдельном образцово-показательном оркестре Белорусского военного округа. В минском Доме офицеров познакомился с Владимиром Мулявиным.

Окончил 4 курса Минского музыкалного училища (обучение не закончил) и Минский институт культуры.

В 1967 году работал в Белорусской государственной филармонии, в ансамбле под управлением И. Капланова, где на гитаре играл и В. Мулявин.

С 1968 года работал в музыкальных коллективах под руководством В. Мулявина, «Лявоны», с 1970 года — «Песняры».

С 1998 года работает в ансамбле «Белорусские песняры».

Фильмография

1974 — Ясь и Янина — студент-стройотрядовец, участник ВИА «Песняры»

1973 — Эта весёлая планета — участник ВИА «Песняры»

Ссылки

• [pesnyary-belorusskie.ru/muzykanty/vladislav-misevich/ Владислав Мисевич на сайте ансамбля «Белорусские песняры»]
• [www.pesnyary.com/muzykant/Misevich_Vladislav/ ПЕСНЯРЫ.com — музыкант: Владислав Мисевич (ВИА «Песняры»)]
• [fdpp-tyrizm.narod.ru/003_RIFFORMA/RIFFORMA_GL_music_misevich.htm «МЫ ПЕЛИ С АЛЛОЙ ПУГАЧЁВОЙ „ВСЁ МОГУТ КОРОЛИ“»…]
• [who.bdg.by/obj.php?kod=653 Кто есть кто в Республике Беларусь. МИСЕВИЧ Владислав Людвигович.]

Отрывок, характеризующий Мисевич, Владислав Людвигович

Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.