Михневич, Александр Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Петрович Михневич
Дата рождения:

30 августа (11 сентября) 1853(1853-09-11)

Дата смерти:

1912(1912)

Годы творчества:

1877—1912

Подпись:

Александр Петрович Михневич (1853—1912) — генерал-лейтенант, военный педагог и писатель.





Биография

Образование получил во 2-й Московской классической гимназии, Институте инженеров путей сообщения и в Санкт-Петербургском университете.

Военную службу начал вольноопределяющимся в лейб-гвардии Семеновском полке, где в 1878 году произведён в прапорщики.

В 1879 году занял должность воспитателя 3-й Санкт-Петербургской военной гимназии, a затем последовательно занимал должности помощника инспектора классов в Александровском кадетском корпусе[1], столоначальника учебного отделения Главного управления военно-учебных заведений, штатного преподавателя 1-го кадетского корпуса, инспектора классов Александровского кадетского корпуса и генерала для особых поручений при Главном управлении военно-учебных заведений.

В 1910 году был зачислен в запас с производством в генерал-лейтенанты.

В 1911 году с Высочайшего соизволения он был назначен постоянным членом педагогического комитета Главного управления военно-учебных заведений, a потом состоял по военному министерству.

С 1877 года до конца жизни Михневич работал в различных журналах и изданиях: "Педагогический сборник", "Новости", "Север", "Разведчик", "Русский инвалид" и "Военная энциклопедия".

Сочинения

Проза

  • «Восшествие на престол М. Ф. Романова (драматическая хроника (1611—1613) в 3 действиях с эпилогом в стихах)», Спб., 1889;
  • «На освящение храма в Александровском кадетском корпусе», Спб., 1889;
  • «Бездна мысли», поэтический ежедневник, Спб., 1891;
  • «Архангельский мужик» (зрелище в 3-х действиях из жизни M. В. Ломоносова, 1730—64), Спб.: Изд. М. М. Ледерле и Ко., 1892;
  • «Сто лет назад, великий день Бородина», Спб.: Изд. И. С. Симонова, 1912 - 47с.;
  • «Алексий человек Божий», Спб., Товарищество Скоропечатни А. А. Левенсон, 1914;
  • «Основание Петербурга» (историческая хроника в 2-х частях, с эпилогом), Спб., Товарищество Скоропечатни А. А. Левенсон, 1914 — 123с.;
  • «Жизнь и смерть А.С.Пушкина (1799-1837). Биографическая трилогия». М.: скоропечатня А. А. Левинсона, 1915. — 425с.

Поэзия

Печатался под псевдонимом А. Тамбовский

  • «Безграничное море любви», сборник стихотворений, СПб.: изд. Г. В. Енисейского: Тип. Эдуарда Гоппе, 1890;
  • «Проклятие любви», сборник стихотворений, СПб.: изд. Г. В. Енисейского: Тип. и фототип. Имп. Акад. худож. фототипа В. Штейна, 1893
  • «Триумф любви», сборник стихотворений, СПб.: изд. Г. В. Енисейского: Тип. М. Стасюлевича, 1895
  • «Анакреон», первое полное собрание его сочинений в переводах русских писателей, СПб., 1896;

Переводы

  • О трагедии: из L'art poétique Буало / перевел А. П. Михневич. СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1885.

Награды

Напишите отзыв о статье "Михневич, Александр Петрович"

Примечания

  1. Так с 1882 года стала именоваться 3-я военная гимназия в Санкт-Петербурге

Источники


Отрывок, характеризующий Михневич, Александр Петрович

– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.