Музей копий классической скульптуры

Музей копий классической скульптуры (нем. Museum für Abgüsse Klassischer Bildwerke) — музей выполненных в гипсе копий античных греческих и римских статуй в Мюнхене. Музей основан в 1869 г. одновременно с кафедрой классической археологии при Университете имени Людвига-Максимилиана. Восстановлением музея после Второй мировой войны занимались Эрнст Бушор (1929—1959), Пауль Хоманн-Ведекинг (1959—1973) и в особенности Пауль Цанкер (1976—2002).

Музей располагает и другим важным инструментом археологических исследований — фототекой, фонды которой составляют более ста тысяч фотографий.

С 1976 г. музей находится в бывшем Административном здании НСДАП, а ныне Доме институтов культуры Мюнхена и с 1991 г. открыт для посещения публикой. Музей собрал более 1800 копий и является четвёртым по размеру немецким музеем копий. С июня 2005 г. в музее демонстрируется цветная модель афинского Парфенона, предоставленного Музеем Метрополитен и считающегося одной из самых ценных архитектурных моделей.

Музей находится на улице Майзерштрассе (Meiserstraße), 10 в непосредственной близости от площади Кёнигсплац с её двумя другими известнейшими мюнхенскими музеями античности — Глиптотекой и Государственным античным собранием и вместе с ними также входит в так называемый Ареал искусства в Мюнхене.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Музей копий классической скульптуры
• [www.abgussmuseum.de/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Музей копий классической скульптуры

Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.