Музей петербургского авангарда

Музей петербургского авангарда — музей в Санкт-Петербурге, посвящённый русскому авангарду, бывший дом Михаила Матюшина и Елены Гуро.

История дома

Дом 10 по Песочной улице (ныне улица Профессора Попова был построен в середине XIX века для купца Балашова. В 1891 году его купил уже у купца Алонкина журналист В. О. Михневич. В 1894 году дом был перестроен. В те годы, когда дом принадлежал В. О. Михневичу, был достроен второй этаж по проекту архитектора Е. П. Вейнберга. В 1904 году Михневич завещал свой дом Обществу для пособия нуждающимся литераторам и учёным (Литературному фонду).

В основном помощь Литературного фонда писателям заключалась в предоставлении средств, которых, как правило, не хватало. В фонде состояли более 55 писателей, его председателями в разные годы являлись А. П. Заблоцкий-Десятовский, Я. К. Грот, Г. К. Репинский, В. П. Гаевский, Н. С. Таганцев, В. И. Сергеевич, К. К. Арсеньев, В. А. Манассеин. В то время, когда дом принадлежал Литературному фонду, квартиры в нём предоставлялись бесплатно наиболее нуждающимся писателям и их семьям или сдавались в аренду за скромную плату.

Центр русского авангарда

В 1912—1923 годах в квартире 12 жил выдающийся деятель русского авангарда — живописец, скрипач и композитор Михаил Матюшин (1861—1934) с супругой Еленой Гуро (1877—1913).

В 1910—1920-е годы дом стал своеобразной штаб-квартирой русских футуристов. Здесь часто бывали К. Малевич, П. Филонов, коллеги Матюшина по ГИНХУК братья и сёстры Эндер, Валида Делакроа, Николай Костров, Евгения Магарил, литераторы Максим Горький и Алексей Крученых, жили и работали В. Маяковский и В. Хлебников.

В 1942—1944 годах в доме жил писатель В. В. Вишневский.

Создание музея

В 1977 году дом Матюшина был передан Государственному музею истории Ленинграда. Тем не менее, никакого музея в нём организовано не было — все 80-е дом стоял заколоченный, медленно разрушался, а под конец Перестройки служил ночлежкой для бездомных. В 1990 году дом сгорел и только через несколько лет был отстроен заново.

В апреле 2004 года было принято решение открыть в доме Матюшина Музей петербургского авангарда — филиал Музея истории Санкт-Петербурга. В декабре 2006 года музей был открыт.

Экспозиция

Музей демонстрирует основные этапы становления и многообразие петербургской авангардной культуры. Представлена коллекция живописи и графики (произведения Михаила Матюшина, Елены Гуро, Алексея Ремизова, Николая Кульбина, Владимира Стерлигова, художников школ Малевича и Филонова), предметы, книги, манифесты, брошюры, фотографии, публикации, связанные с историей авангардного движения 1910—1930 годов.

Два зала постоянной музейной экспозиции посвящены петербургскому авангарду до и после 1917 года. О 1920—1930 годах рассказывают экспонаты, связанные с организацией и работой в Петрограде-Ленинграде ГИНХУКа, с историей формирования вокруг ведущих художников-авангардистов — Малевича, Матюшина, Филонова — школ учеников и последователей.

Воссозданная мастерская Михаила Матюшина и комната Елены Гуро составляют мемориальную часть экспозиции.

Известно, что Матюшин ещё в молодости изготавливал скрипки своими руками, а также инструменты — в экспозиции музея представлено множество его инструментов ручной работы.

Ссылки

• [www.museum.ru/M3094 Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Музей петербургского авангарда

18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.