Кульбин, Николай Иванович

Николай Иванович Кульбин

Николай Иванович Кульбин (20 апреля (2 мая) 1868, Санкт-Петербург — 6 марта 1917, Петроград) — русский художник и музыкант, теоретик авангарда и меценат, теоретик театра, философ; один из организаторов первых художественных объединений и выставок нового искусства России, инициатор и деятельный участник диспутов, — больших коллективных изданий, альманахов. По профессии — военный врач, доктор медицины (1895), приват-доцент Военно-медицинской академии (с 1907), врач Главного штаба (1903−1917), действительный статский советник.

Биография

По специальности военный врач. С 1903 года врач Главного штаба, с 1905 года приват-доцент Военно-медицинской академии; действительный статский советник (1915).

Кульбин увлекался искусством на протяжении всей своей жизни, но в силу обстоятельств не имел возможности реализовать себя. Когда его материальное и общественное положение упрочилось, он активно стал заниматься искусством, проявив себя главным образом как организатор выставок и теоретик авангарда.

В январе 1908 года основал и финансировал «Треугольник — художественно-психологическую группу» (включившую М. В. Матюшина, Е. Г. Гуро, А. Баллиера, И. С. Школьника, Э. К. Спандикова и других).

Организатор и участник многих выставок — «Современные течения» (1908), «Звено» (1908), «Импрессионисты» (1909), «Треугольник — Венок/Стефанос» (1910), Осенний Салон (Париж, 1913); «Интернациональная выставка футуризма» (Рим, 1914), Салон Независимых (Париж, 1914) и других.

Автор теоретических работ (эссе «Свободная музыка», 1909), а также ряда статей по вопросам новейшего искусства.

Создал в 1910 году совместно с В. Э. Мейерхольдом «Интимный театр» («Общество Интимного театра» было основано осенью 1909 года Н. С. Кругликовым, А. А. Мгебровым, Б. К. Прониным и Н. Н. Евреиновым), в 1912 году организовал Териокский кооперативный театр, в 1913 году участвовал в репетициях и подготовке футуристической оперы «Победа над солнцем».

Многие творческие начинания и опыты связывали Н. И. Кульбина с Н. Н. Евреиновым, который на протяжении многих лет принадлежал к кругу единомышленников и близких друзей Николая Ивановича. В евреиновском сборнике «Нагота на сцене» (1911) Н. И. Кульбин опубликовал свою заметку «Время и нагота в искусстве». Благодаря их общей дружбе с Николаем Калмаковым, он вместе с последним участвовал в оформлении спектаклей Н. Н. Евреинова. Словно подводя итог двум выставкам «Импрессионистов», Н. И. Кульбин в 1910 году в издательстве Н. Н. Бутковской выпускает альманах «Студия импрессионистов», где, в числе других авторов, представлены своими рисунками и стихами Д. и Н. Бурлюки, — стихи Виктора Хлебникова (ещё Виктора, а не Велимира) «Опус 2» — «Заклятие смехом»; вторая (бо́льшая) часть сборника — монодрама Н. Н. Евреинова в 3-х действиях «Представление любви», которая иллюстрирована Н. И. Кульбиным, Л. Ф. Шмит-Рыжовой и Е. П. Ващенко. Николай Иванович сделал несколько портретов Н. Н. Евреинова. Он иллюстрировал книги Н. Н. Евреинова «Театр для себя» и «Театр как таковой». Вместе с ним и Б. К. Прониным Н. И. Кульбин основал «Бродячую Собаку» (он создал эскиз занавеса и плакаты для кабаре). Николай Кульбин соиздатель и автор материалов художественного альманаха «Стрелец». В котором публиковались: А. Блок, Д. Бурлюк, В. Каменский, А. Кручёных, В. Маяковский, Н. Евреинов и другие.

Ведя широкую деятельность по популяризации современного искусства, Кульбин организовал приезд в Петербург таких крупных представителей авангарда, как А. Шёнберг (1912) и Маринетти (1914).

Участник многих коллективных выступлений русских футуристов. Соучредитель артистического кабаре «Бродячая собака» (1911).

Дочь — Кульбина-Ковенчук Нина Николаевна, скульптор.

Источники

• Калаушин Б. М. . Николай Кульбин: Поиск. Из истории русского авангарда. // Альманах «Аполлон». Том I, книга I. — Санкт-Петербург: ИГ «Аполлон». 1994 ISBN 5-88670-002-1 (Т. 1, кн. 1) ISBN 5-88670-001-3 (А.)
• Калаушин Б. М. . Николай Кульбин: Документы: Статьи, дневники Н.И.Кульбина. Неопубликованное. Воспоминания. Материалы. Библиография. Летопись художественной жизни 1986-1995. // Альманах «Аполлон». Том I, книга II. — Санкт-Петербург: ИГ «Аполлон». 1995 ISBN 5-88670-004-8 (Т. 1, кн. 2) ISBN 5-88670-001-3 (А.)
• Кульбин. Санкт-Петербург: Изд. Общества Интимного театра. 1912 (С. Судейкин «Художник-зритель», Н. Н. Евреинов «Кульбин», Сергей Городецкий «Тот, кому дано возмущать воду» и «Кульбину». 10 репродукций произведений Н. Кульбина).
• Ковтун Е. Ф. Русская футуристическая книга. — М.: Книга. 1989 ISBN 5-212-0073-0 (ошибоч.)

Ссылки

• [www.theremin.ru/archive/kulbin0.htm Л. Козьменко Николай Кульбин. Свободная Музыка / «Русские художники». Энциклопедический словарь. Санкт-Петербург: Азбука. 1998 — на сайте Терем-центр. Центр электроакустической музыки]
• [encspb.ru/object/2804029420 Николай Кульбин на сайте Энциклопедия СПб]

Отрывок, характеризующий Кульбин, Николай Иванович

Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.