Мукими
| Мукими | |
| Muqimiy | |
 | |
| Имя при рождении: |
Мухаммад Аминходжа |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: |
Писатель, поэт, сатирик |
Мухаммад Аминходжа Мукими (узб. Muhammad Aminxoʻja Muqimiy; 1850, Коканд — 25 мая 1903, там же) — узбекский писатель, поэт, сатирик. Один из основоположников узбекского реализма. Псевдоним поэта «Мукими» — означает «постоянство».
Биография
Мухаммад Аминходжа, известный как Мукими, родился в 1850 году (точная дата его рождения до сих пор не установлена) в Коканде в семье потомственного пекаря Мирзаходжи. В семье было пять детей, среди которых Мукими был единственным мальчиком. Мать Мукими, Айша-биби, была прекрасно образованной, поэтически одаренной женщиной, очень хорошо знавшей устное народное творчество. Именно благодаря ей у Мукими рано развился поэтический дар, она познакомила его с классической восточной литературой, в лице Алишера Навои, Хафиза, Джами, к которой он сохранил любовь до конца своих дней. Своё первое стихотворение он написал в десятилетнем возрасте.
В 1865 году умерла мать Мукими, оказывавшая ему духовную поддержку. Впоследствии в стихах Мукими всегда проскальзывает тень скорби по рано умершей маме.
В 1872 году, окончив кокандское медресе, Мукими едет в Бухару обучаться в знаменитом медресе Мехтар-Айим. Там он в совершенстве овладевает персидским языком, приёмами стихосложения, расширяет свои познания в различных науках. Учёба в медресе сыграла очень большую роль в его духовном развитии. Именно там он много пишет, в его стихах ещё много подражания великим поэтам, но сквозь призму подражания слышен необычный, самобытный голос поэта.
Мукими, полный честолюбивых планов, в 1876 году закончив учёбу, возвратился в Коканд. В узком кругу кокандской аристократии его встретили настороженно, не приняли. Как пишет сам поэт, «Именно неприятие кокандской аристократии позволило мне пересмотреть свои принципы и выработать новые нравственно-литературные воззрения. Разочарование сильно помогло мне». Во второй половине 1870-х годов у Мукими появляются прекрасно сложенные стихотворения сатирической направленности, по которым можно понять, насколько сильно возросло самосознание поэта.
В начале 1880-х годов Мукими с несколькими единомышленниками создает Кружок молодых поэтов, отличавшийся новаторским подходом к поэзии. В него входили Фуркат, Завки, Камил, Нисбат и Мухаир, положившие начало новому узбекскому реализму. Но с того времени возникли также разногласия между молодыми поэтами и представителями старой волны поэзии. Литературные споры переходили порой в острую идеологическую перепалку, а затем и в политические гонения, которым подвергались многие поэты того времени.
В связи со смертью отца Мукими вынужден переехать в Ташкент, чтобы помочь семье, оставшейся у него на попечении. Недолгое пребывание поэта в Ташкенте оказалось для него полезным, благотворно повлияло на расширение кругозора, становление убеждений и совершенствование мастерства. Несмотря на новаторство, смелость и оригинальность его произведений, их никто не публикует, и Мукими остаётся без средств к существованию. Из-за этого он вынужден продать отцовский дом и после этого жить в медресе, в маленькой келье со своим сыном Акбарходжой. Именно там, в келье медресе, поэт создал свои замечательные произведения, обессмертившие его имя.
Мукими жил очень скромно, в последние годы своей жизни занимаясь правкой и перепиской книг. Умер в пятидесятитрехлетнем возрасте 25 мая 1903 года.
Творчество
Поэтом создано более 100 стихотворений в различных жанрах поэзии.
Мукими также создал около 30 юмористических произведений. Наиболее известные: «О коне», «О грязи», «О арбе». Как и сатира, юмор Мукими представляют большую социальную и художественную ценность. Мукими писал: «Кто сердцем справедлив, меня поймет».
Память
Именем Мукими названы улицы в городах Узбекистана, Узбекский государственный музыкальный театр, Кокандский государственный педагогический институт и др.
Переводы на русский язык
- Наум Гребнев. Другие слова. Избранные переводы из узбекской народной и классической поэзии. Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма, Ташкент 1973
- Наум Гребнев. Истоки и устья. Переводы из узбекской поэзии. Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма, Ташкент 1983
Напишите отзыв о статье "Мукими"
Литература
- Алимджан Х., Мухаммад Амин Мукими, «Литература и искусство Узбекистана», 1938, № 5-6;
- Ёкубов Х., Узбек демократ шоири Мукимий, Тошкент, 1953;
- Олимжон А., Мухаммад Амин Мукимий. Хаёти ва ижоди, Тошкент, 1953;
- Каримов F., Мукимий, Тошкент, 1970.
Ссылки
- [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/111345/Мукими БСЭ]
- [www.literature.uz/uz/muqimiy Биография Мукими] (узб.)
Отрывок, характеризующий Мукими
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
