Народные университеты

Народные университеты (дат. Folkehöjskolen) — в скандинавских странах и в Финляндии (части Российской империи) высшие народные училища, преследовавшие ту же задачу, что и University extension, но возникшие совершенно независимо и получившие особую организацию.

История

Время создания

В скандинавских странах мысль об учреждении народных университетов принадлежит Грундтвигу и впервые была осуществлена в 1843 году, когда на средства, собранные между почитателями Грундтвига в Дании и Норвегии, устроены были в Дании два таких учебных заведения.

Более широкое распространение крестьянские университеты получили с 1860-х годов; из Дании и Норвегии они перешли в Швецию (где их в 1893 г. насчитывалось 25), а из последней — в Финляндию.

Организация училищ

Крестьянские университеты скандинавских стран представляли собою своеобразные школы, в которых высшее образование не только распространялось среди народных масс, но и приспособливалось к их потребностям.

В Финляндии высшие народные школы для совместного обучения взрослых обоего пола содержались преимущественно на средства, доставляемые частными обществами и на ученические взносы за право слушания лекций. Слушателями и слушательницами курсов принимались молодые люди не моложе 18 лет, окончившие курс в народной школе. Преподавание велось в виде популярных лекций по разным предметам общеобразовательного характера и совершенно не было стеснено заранее установленной программой. Во многих школах обращалось серьёзное внимание на практическую подготовку учащихся и на сообщение им полезных сведений, из которых они могли бы потом извлечь практическую пользу. Чтение лекций часто сопровождалось обменом взглядов между лектором и слушателями, нередко переходящим в продолжительный диспут. Высшие народные школы обходились без выпускных экзаменов; свидетельства о прохождении курса выдавались слушателям только по их собственному желанию, и число желающих было всегда самое ограниченное.

Преподававшиеся предметы

Предметами преподавания служили:

• закон божий,
• шведский или финский языки и их литература,
• отечественная и общая политическая история,
• естествоведение,
• география,
• арифметика,
• геометрия,
• государственное устройство Финляндии,
• рисование,
• черчение,
• бухгалтерия,
• агрономия,
• гигиена,
• ветеринарное искусство,
• молочное хозяйство,
• пение,
• игра на народном инструменте «кантеле»,
• ручной труд,
• гимнастика,
• для женщин — кулинарное искусство.

Первая Высшая народная школа в Финляндии

Первая Высшая народная школа в Финляндии была открыта в 1889 году в г. Борго. За последующие десять лет число этих школ достигло 21. Учащихся за весь этот период было 5352 чел. В различных школах среднее число учащихся за год колебалось между 18 и 54. В 1899 году школы посещали 273 мжч. и 426 жнщ., или в общем 699 лиц, из которых 399 её успешно закончили. Большинство учащихся - как мужчин, так и женщин - принадлежало к классу собственников, имевших свои дворы.

Предметы занятий были распределены на две группы:

• в первой преследовалось, главным образом, теоретическое изучение, путём пояснительных лекций;
• во второй обращалось внимание на практическое ознакомление с делом.

Финансовая сторона

Весь приход за год равнялся 12 612 маркам ученической платы, 49 655 мар. от взносов членов обществ и ренты от пожертвованных капиталов, 6595 мар., вырученных с полей, садов и огородов, 58724 мар., поступивших от разных земледельческих обществ, и, наконец, 49 000 мар. пособий от государственного казначейства.

Ученическая плата, в среднем, не превышала 20 мар. за слушание одного курса. В каждой школе имелось небольшое число бесплатных учеников. Расходы по содержанию школ были весьма различны, в зависимости от обширности программы; начиная с 6041 мар. (в Борго), они доходили до 16 845 мар. (в Лаукасе). Средний годовой расход на школу не превышал 10 000 марок.

Наиболее значительной статьёй расходов во всех школах было вознаграждение, получаемое персоналом учащих (в среднем — 6861 мар.). Персонал этот обыкновенно был немногочисленным. В состав входили директор, местный пастор как законоучитель, две или три учительницы и столько же учителей. Директор, как полноправный хозяин школы, задавал тон всему делу. От его личных качеств зависил весь успех занятий, рациональность школьной организации и успешное ведение хозяйства. Директор, кроме квартиры, получал в год обыкновенно 3000 мар., учительница — 600, учитель — 1800 марок. Многие высшие школы обзаводились собственными домами, службами и обширными земельными участками.

Ссылки

• Университеты народные, крестьянские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.nuvn.ru/ Народный Университет (Великий Новгород)]

Отрывок, характеризующий Народные университеты

– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.