Насири, Мохаммад

Мохаммад Насири
Личная информация
Полное имя	Мохаммад Насири Серешт
Оригинальное имя	перс. محمد نصیری سرشت‎‎
Рост	150 см
Вес	52 кг
Награды и медали Тяжёлая атлетика Олимпийские игры Золото Мехико 1968 до 56 кг Серебро Мюнхен 1972 до 56 кг Бронза Монреаль 1976 до 52 кг Чемпионаты мира Бронза Берлин 1966 до 56 кг Золото Варшава 1969 до 56 кг Золото Колумбус 1970 до 56 кг Бронза Лима 1971 до 56 кг Золото Гавана 1973 до 56 кг Золото Манила 1974 до 56 кг Азиатские игры Золото Бангкок 1966 до 56 кг Золото Бангкок 1970 до 56 кг Золото Тегеран 1974 до 56 кг Чемпионаты Азии Золото Манила 1971 до 56 кг Золото Багдад 1977 до 56 кг

Мохаммад Насири Серешт (перс. محمد نصیری سرشت‎‎, род. 1 октября 1945) — иранский тяжелоатлет, олимпийский чемпион 1968 года, чемпион мира, Азии и Азиатских игр.

Родился в 1945 году в Тегеране. В 1964 году принял участие в Олимпийских играх в Токио, но неудачно. В 1966 году стал чемпионом Азиатских игр и бронзовым призёром чемпионата мира. В 1968 году завоевал золотую медаль на Олимпийских играх в Мехико. В 1969 году стал чемпионом мира. В 1970 году завоевал золотые медали Азиатских игр и чемпионата мира. В 1971 году стал чемпионом Азии и бронзовым призёром чемпионата мира. В 1972 году завоевал серебряную медаль на Олимпийских играх в Мюнхене. В 1973 году вновь стал чемпионом мира. В 1974 году завоевал золотые медали чемпионата мира и Азиатских игр. В 1976 году завоевал бронзовую медаль на Олимпийских играх в Монреале. В 1977 году опять стал чемпионом Азии.

В 1995 году был внесён в Зал славы Международной федерации тяжёлой атлетики.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/na/mohammad-nassiri-1.html Мохаммад Насири] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Насири, Мохаммад

– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…