Несауалькойотль (правитель)

Несауалькойотль (Nezahualcoyotl, науа — «Постящийся, Яростный или Голодный Койот») Акольмистли (28 апреля, 1402 — 4 июня 1472) — тлатоани государства племени акольхуа с центром в городе Тескоко в восточной части Мексиканской долины у восточного побережья озера Тескоко. Сын тлатоани Тескоко Иштлильшочитля I и сестры тлатоани Теночтитлана Чимальпопоки.

Приход к власти

Несмотря на то, что он был сыном тлатоани, юность его не была замутнена роскошью придворной жизни. Его отец правил городом-государством Тескоко поблизости от могущественного города Аскапоцалько, управляемого тепанеками. В 1418 году, когда юному принцу было 15, тепанеки во главе с Тесосомоком, завоевали Тескоко и Несауалькойотль был вынужден бежать в Мехико (Теночтитлан).

Позже ему удалось объединить под своим началом армии таких могучих городов, как Тлакопан, Тлателолько, Уешоцинго, Тласкала и Чалько. В целом, армия состояла из более, чем 100,000 человек. В 1428 г. при помощи этой армии и при поддержке армии Теночтитлана Несауалькойотль разгромил тепанеков, занял престол тлатоани Тескоко и стал правителем акольхуа (науа — acolhuatekuhtli). Победа над тепанеками положила начало созданию Тройственного союза городов Мехико (Теночтитлана), Тескоко и Тлакопана.

Достижения

Несауалькойотль считается правителем-поэтом, мудрецом. Он собрал вокруг себя группу последователей, называемых тламатини (тламатиниме — «мудрецы»). Они были философами, художниками, музыкантами и скульпторами при дворе Тескоко.

Считается, что правление Несауалькойотля ознаменовалось Золотым Веком в истории Тескоко, когда в стране царили закон, образование и культура, которые повлияли на соседние государства.

Несауалькойотль создал свод законов, основанный на разделении власти, путём создания финансового, военного, судебного и культурного (который фактически назывался «музыкальным») советов. Во время его правления Тескоко стал интеллектуальным центром ацтекского мира. Была создана обширная библиотека, трагически уничтоженная впоследствии испанскими колонистами. Он так же основал академию музыки, куда съезжались дарования со всей Мезоамерики.

Согласно его биографам (и потомкам), Фернандо де Альва Кортесу Иштлишочитль и Хуану Баптисте де Помар, которые жили столетием позже, Несауалькойотль был монотеистом, последователем культа Тлоке Науаке. Он славил своего бога в десятиуровневой пирамиде-храме. Крыша этого храма была украшена драгоценными камнями, человеческие жертвы были строго запрещены. Богу жертвовали лишь цветы и благовония. Впрочем, некоторые исследователи считают, что Иштлишочитль и Помар несколько обелили фигуру Несауалькойотля перед испанскими колониальными властями.

Литературное наследие

Несауалькойотль теперь считается самым прославленным из ацтекских поэтов. По сравнению с другими ацтекскими поэтами, о творчестве которых мы можем судить лишь по считанным текстам, как правило, двум-трём, от силы девяти (Текайеуатцин), наследие Несауалькойотля представлено 36 точно атрибутированными текстами, позволяющими судить о личности и мировоззрении поэта.

Творчество Несауалькойотля в целом можно определить как интимную философскую лирику. Эта лирика герметична — в том смысле, что полностью замкнута в личностных переживаньях и раздумьях и практически лишена элементов эпического фона (отдельные упоминания реалий окружающей действительности встречаются только в трёх стихотворениях).

Из анализа тех текстов, которые дошли до нас, мы можем сделать следующие умозаключения (которые могли бы быть совсем иными, дойди до нас не 36, а, скажем, 366 текстов).

Поэзия Несауалькойотля вообще не знает описательности.

В проблемном плане она очень ограничена и сосредоточена на нескольких философских темах.

Верлибровая форма, трагизм, рефлексивность и метафизичность поэзии Несауалькойотля делают её звучание поразительно современным.

Хотя философская концепция Несауалькойотля в общем соотносится с идейными поисками тламатиниме, сравнение его лирики с произведениями других ацтекских поэтов позволяет говорить об отчётливо различимых индивидуальных чертах, проявляющихся на уровнях содержания и стиля, что даёт возможность рассматривать его поэзию автономно. Философия Несауалькойотля не укладывается в рамки коллективной мифологической системы астеков и, таким образом, представляет собой зрелое проявление индивидуального духа, свидетельствующее об общем высоком развитии культуры народов науа. За исключением образа единого полифункционального Божества, в основном умозрительно сконструированного самим же поэтом, в его лирике встречается ничтожное количество конкретных мифологических образов: один раз метафорически упоминается Тлалокан (обитель бога дождя и плодородия Тлалока), несколько раз — бог солнца и войны Уицилопочтли и связанные с ним культовые воинские объединения «Орлы» и «Ягуары». Наконец, только три стихотворения, стоящие как бы особняком в его творчестве, в содержательном плане следуют мистической военной доктрине Теночтитлана и прославляют смерть в бою.

Отрыв поэзии Несауалькойотля от мифологии проявляется и на более глубоком уровне. Всякая мифологическая система в конечном счёте имеет целью так или иначе «организовать» личностное сознание для его общественного функционирования, и потому она органически не терпит скепсиса и рефлексии. Лирика Несауалькойотля насквозь пронизана духом глубокого сомнения и неустанного метафизического поиска; рефлексия выявляется как некое непреложное состояние его души и разума и ложится в основу его мировоззрения. Рефлексивность лирики Несауалькойотля выражается даже на уровне стилистики — в виде законченного и характерного поэтического приёма. В ткань поэтического текста постоянно вклиниваются особого типа тезисные вопросы: как правило, они непосредственно не связаны с последующими и предыдущими стихами и вполне автономны.

Семья

Несауалькойотль оставил после себя 110 детей.

• Аскальшочицин [Azcalxochitzin] — мешикская госпожа, дочь его дяди Темикцина [Temictzin]
  • Тесаупильцинтли [Tetzauhpizintli] — наследник престола, казнен по обвинению в заговоре против отца,
  • Несауальпилли — тлатоани Тескоко
•  ??? — наложницы
  • Эйауэ [Eyahue] — принц
  • Уэцин [Huetzin] — принц, по наущению матери лжесвидетельствовал против Тецаупильцинтли по обвинению в заговоре против отца

Источники

• «Философские аспекты лирики Несауалькойотля» А. Ф. Кофман в сборнике «Исторические судьбы американских индейцев. Проблемы индеанистики». Москва, «Наука», 1985 г.

Литература

• Мишель Гролиш. Монтесума. Р-на-Д. 1998.
• Альва Иштлильшочитль, Фернандо де. [kuprienko.info/don-fernando-de-alva-ixtlilxochitl-historia-de-la-nacion-chichimeca-su-poblacion-y-establecimiento-en-el-pais-de-anahuac-al-ruso/ История народа чичимеков, его поселения и обоснования в стране Анауак.]. www.bloknot.info (22 марта 2010). — пер. с исп. - В. Талах, Украина, Киев, 2010. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/618rn3DCA Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].

Ссылки

• [www.indiansworld.org/nezcoy.html Несауалькойотль («Голодный Койот»)] (биография)
• [www.indiansworld.org/poetnesa.html Гимны Несауалькойотля] (поэзия)

• [archive.is/20121225143811/deja-vu4.narod.ru/Flowers_America.html И. В. Бутенева «Эволюция символа „цветок и песня“ в центральномексиканской культуре». История и семиотика индейских культур Америки. М., 2002, с. 176—199]

Отрывок, характеризующий Несауалькойотль (правитель)

– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.