Нестеровский, Никифор Авраамович

Никифор Авраамович Нестеровский
Дата рождения	1886(1886)
Место рождения	село Меджибужье Подольской губернии, Российская империя
Дата смерти	1938(1938)
Принадлежность	Российская империя Российская империя ↓ СССР СССР
Род войск	РККА
Годы службы	1903 — 1938
Звание	↓
Командовал	В межвоенный период: 32-я Саратовская стрелковая дивизия 95-я Первомайская стрелковая дивизия 51-я Перекопская стрелковая дивизия им. Моссовета
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии	(1920)

Никифор Авраамович Нестеровский (1886 - 1938) - полковник Русской армии, кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени (1917). Военспец Красной Армии, награждён орденом Красного Знамени РСФСР (1920), комбриг (1935). В 1926-1930 годах член ВУЦИК.

Биография

Родился в июне 1886 г. в селе Меджибужье Подольской губернии в семье гончара. Рано стал трудиться. В 1903 г. экстерном сдал экзамены за шесть классов реального училища.

В мае 1903 г. поступил вольноопределяющимся в Полтавский пехотный полк.

В 1904- 1907 гг. – юнкер Казанского военного училища, из которого выпущен подпоручиком в 44-й Камчатский пехотный полк.

В 1912 г. переведен в 16-й Сибирский стрелковый полк, как неблагонадежный, служил в должности начальника команды разведчиков.

Первая мировая война

Участник Первой мировой войны. Воевал на Северо-Западном фронте, занимая должности командира роты и батальона. В боях был ранен и контужен.

За боевые отличия награждён орденами Святого Станислава 2-й и 3-й ст., Святой Анны 3-й и 4 - й ст., Святого Владимира 4-й ст., Святого Георгия 4-й ст., английским военным крестом.

Гражданская война

После Февральской революции - председатель полкового комитета, врио командира полка (по выборам). Последний чин в старой армии - полковник.

В Красной армии с апреля 1918 года, Участник Гражданской войны. Воевал с казаками и белогвардейцами под г. Астраханью и Царицыном, с националистами на Кавказе.

В годы войны занимал должности: инструктора по организации частей Красной армии в Донецком бассейне (апрель – май 1918 г.), комиссара мобилизационного отдела, заведующего общим отделом военного комиссариата Донской республики (май - июнь 1918 г.), председателя мобилизационной комиссии Царицынского военного комиссариата.

В 1919 году в ходе обороны Астрахани руководил обороной Чёрного Яра.

Из приказа Реввоенсовета Республики № 372 от 3 августа 1920 года о награждении Орденом Красного Знамени:

• «на военрука тов. Нестеровского еще в начале июля месяца 1919 г. была возложена оборона гор. Черного Яра ... Его опыт, энергия и работоспособность не застав или себя долго ждать. В короткий промежуток времени город был достаточно укреплен, и все мельчайшие подробности обороны были предусмотрены. Всегда и всюду тов. Нестеровский был сам и умело руководил работой. 28, 29 июля и 6 августа противник наступал на гор. Черный Яр, но, вдохновляемые храбростью и мужеством своего командира тов . Нестеровского, войска с честью отбивали противника, нанося ему значительные потери, и неприятель через несколько времени отступил на значительное расстояние от города. С 17 сентября противник снова стал надвигаться на Черный Яр. Тов. Нестеровский, усиленно подготовляясь, чтобы достойно встретить упорного врага, совершенствовал окопы и проволочные заграждения, ободрял красноармейцев и сам, лично наблюдал за приближением противника. В ночь с 26 на 27 сентября противник, открыв ураганный артиллерийский и пулеметный огонь, повел наступление на город силами, значительно превосходившими наши. Тов. Нестеровский был на своем месте, умело, спокойно и хладнокровно руководя обороной, не упустил момента показать свою личную храбрость. Взяв имеющихся налицо 15 всадников местной караульной роты, он с гиком помчался за проволочные заграждения на колеблющегося противника и, несмотря на сильный ружейно-пулеметный огонь, заставил врага сдаться, взяв в плен 250 человек при 2-х пулеметах».

Награждён Орденом Красного Знамени (1920). Член ВКП(б) с января 1920 г.

Дальнейшая служба

После Гражданской войны на ответственных должностях в РККА.

С апреля 1921 г. - командир 2-й отдельной Саратовской бригады.

С июня 1922 г. - командир 32-й Саратовской стрелковой дивизии.

в 1923-1924 годах являлся слушателем Высших академических курсов (ВАК) при Военной академии РККА, для особых поручений при Штабе РККА.

С июня 1924 г. - командир 95-й Первомайской стрелковой дивизии.

Член ВУЦИК (1926-1930).

В 1928 г. окончил КУБ НАС при Военной академии имени М. В. Фрунзе.

С января 1930 r. - командир и военный комиссар 51-й Перекопской стрелковой дивизии имени Моссовета.

С ноября 1930 г. – начальник снабжения, с марта 1931 г. – начальник военно-хозяйственного снабжения Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА).

С ноября 1931 г. - в распоряжении Главного управления РККА.

С января 1932 г. - командир и военный комиссар 94-й (Красноярской) стрелковой дивизии.

В декабре 1933 г. назначен начальником 1-го сектора военно-хозяйственного отдела Приволжского военного округа. С декабря 1934 г. – начальник военно - хозяйственного отдела того же округа.

С августа 1935 г. - в распоряжении Управления по начсоставу РККА.

С октября 1935 г. - начальник военной подготовки учащихся гражданских учебных заведений Уральского военного округа.

С декабря 1935 года - комбриг.

В начале 1938 г. - и. о. командира 82-й стрелковой дивизии.

Арестован 19 февраля 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 9 августа 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Определением Военной коллегии от 29 июня 1957 г. реабилитирован.

Награды

• Орден Святого Георгия IV класса (28 августа 1917)
• Ордена Святого Станислава 2-й и 3-й ст., Святой Анны 3-й и 4 - й ст., Святого Владимира 4-й ст.
• Орден Красного Знамени (1920)

Источники

• [1937god.info/node/1431 Нестеровский Никифор Авраамович] // Черушев Н.С., Черушев Ю.Н. Расстрелянная элита РККА. Комбриги и им равные. 1937-1941. М., 2014, с. 178-180.

Отрывок, характеризующий Нестеровский, Никифор Авраамович

Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.