Никитский, Василий Петрович

Священномученик Василий
Имя в миру	Никитский Василий Петрович
Рождение	3 (15) января 1899(1899-01-15) село Покровское Волоколамского уезда, Московская губерния
Смерть	14 марта 1938(1938-03-14) (39 лет) Бутовский полигон, Московская область
Почитается	в православии
Прославлен	27 декабря 2000 года / Священный Синод Русской Православной Церкви / Москва
В лике	священномучеников
День памяти	1 (14) марта
Подвижничество	мученическая кончина

Никитский Василий Петрович (3 (15) января 1889, Московская губерния — 14 марта 1937, Бутовский полигон) — иерей, святой Русской православной церкви, причислен к лику святых как священномученик в 2000 году для общецерковного почитания.

Биография

Родился в семье псаломщика Петра Никитского и его жены Екатерины. В семье было девять детей.

Окончил Волоколамское духовное училище. В 1913 году окончил Вифанскую духовную семинарию, после чего поступил работать учителем в школу при Павлово-Посадской фабрике в Богородском уезде. Вскоре женился на дочери священника Екатерине Михайловне Нечаевой, которая работала учительницей в той же школе.

15 (28) декабря 1915 года был рукоположен во священника ко храму Рождества Богородицы в селе Поречье Можайского уезда.

Первый арест

Впервые арестован 4 сентября 1929 года по обвинению в антисоветской агитации и заключён в Бутырскую тюрьму в Москве. На допросе 7 сентября отвечал: «Своё положение священника в целях антисоветской агитации я не использовал. Среди крестьян или верующих прихода я никогда ничего антисоветского не говорил».

15 ноября следствие было закончено и 18 ноября отец Василий был приговорён Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР к трем годам заключения. В заключении работал в леспромхозе.

После возвращения из заключения в 1932 году отец Василий вновь стал служить в селе Поречье, а затем был переведен в храм в село Ильинское Волоколамского района. В 1934 году был направлен на службу в храм в Талдомском районе.

Последний арест и мученическая кончина

Второй раз арестован 26 февраля 1938 года. Заключён в тюрьму в Волоколамске. Фрагмент допроса от 2 марта:

— Вы арестованы за контрреволюционную и антисоветскую деятельность, которую вы проводили среди населения и окружающих лиц в селе Теряево. Дайте показания по этому вопросу!

— Контрреволюционной и антисоветской деятельности я не вел.

— 3 февраля вы, Никитский, стоя в очереди за галошами в магазине Теряевского сельпо, высказывали недовольство советской властью и партией ВКП(б). Признаете ли себя в этом виновным?

— Да, действительно, за галошами я в очереди стоял, но контрреволюционных и антисоветских выступлений с моей стороны не было.

— Следствием установлено, что ваш дом посещали посторонние лица, среди коих вы проводили контрреволюционную деятельность. Дайте правдивые показания по этому вопросу, кто персонально вас посещал и какую работу вы с ними проводили?

— Мою квартиру посещали диакон Спировской церкви, фамилию которого я не знаю, один гражданин из деревни Валуйки Волоколамского района и бывшая церковная староста Мария Болдина, с которой я повстречался в Москве в Патриархии, она меня позвала служить в село Теряево. Контрреволюционной деятельности среди посетителей я не вел.

4 марта 1938 года приговорён «особой тройкой» НКВД к расстрелу за «активную контрреволюционную агитацию и резкую антисоветскую пропаганду».

Расстрелян 14 марта 1938 года и погребён в безвестной общей могиле на Бутовском полигоне.

Канонизация

Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви от 27 декабря 2000 года.

День памяти: 1 (14) марта и в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

Ссылки

• [drevo-info.ru/articles/3587.html Василий (Никитский)] в проекте [drevo.pravbeseda.ru/ Открытая православная энциклопедия «Древо»]
• [fond.centro.ru/book/me2/m2-12.htm Священномученик Василий (Никитский)] // Игумен Дамаскин (Орловский). Жития новомучеников и исповедников Российских XX века Московской епархии. Январь-май. — Тверь: Булат, 2002, стр. 171—176.
• [fond.centro.ru/book/book6/6-18.htm Священномученик Василий (Никитский)] // Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Книга 6. — Тверь: Булат, 2002, стр. 71—76. Тираж: 10000 экз.
• База данных «Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века» Православного Свято-Тихоновского Богословского Института.
• [kuz1.pstbi.ccas.ru/bin/db.exe/no_dbpath/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuBe8ecsi4ee8YUUe1Ve8iceG0DdS9Ufe8ctk* Никитский Василий Петрович]

Отрывок, характеризующий Никитский, Василий Петрович

Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.