Олейник, Георгий Семёнович

Георгий Семёнович Олейник
начальник Главного управления военного бюджета и финансирования Министерства обороны Российской Федерации
11 октября 1996 года — январь 2001 года
Рождение:	1944(1944) с. Лесные Волицы, Хмельницкой области, Украинской ССР, СССР
Образование:	высшее
Военная служба
Годы службы:	1961—2001
Принадлежность:	СССР СССР → Россия Россия
Звание:	Генерал-полковник разжалован по решению суда в июле 2003 года
Командовал:	* Возглавлял финслужбы Приволжско-Уральского и Среднеазиатского округов. * Начальник «Военного финансово-экономического факультета» Финансовой академии при Правительстве РФ. * Начальник Главного управления военного бюджета и финансирования Министерства обороны Российской Федерации
Сражения:	не участвовал
Награды:	лишен наград по решению суда в июле 2003 года

Гео́ргий Семёнович Оле́йник (род. в 1944 году, с. Лесные Волицы, Хмельницкой области, Украинской ССР) — бывший генерал-полковник, главный финансист Минобороны России в 1996—2001 годах. 29 апреля 2002 года был осуждён (за превышении должностных полномочий) по «делу ЕЭСУ и Минобороны», но через три месяца амнистирован, в 2003 году реабилитирован Президиумом Верховного суда России «в связи с отсутствием состава преступления». Таким образом, по громкому «делу ЕЭСУ и Минобороны России» был осуждён лишь один Георгий Олейник, но и он вскоре был реабилитирован.

Однако в том же 2003 году Олейник был осуждён по делу о продаже «облигаций валютного займа» (дело не связано с ЕЭСУ); по указанному делу лишён всех званий и наград, отбыл в заключении три года, не реабилитирован.

Происхождение

Георгий Семёнович Олейник, родился в 1944 году, в с. Лесные Волицы, Хмельницкой области, Украинской СССР). Женат.

Его отец проживал в Хмельницкой области до своей смерти летом 2002 года, в возрасте 86 лет.

Военная карьера

В 1965 г. окончил Ярославское военное финансовое училище им. Хрулёва.

В 1976 г. окончил военный факультет при Московском финансовом институте.

Карьеру начинал начфином батальона химзащиты в Белорусском округе. Служил в Забайкальском, Прикарпатском округах (в Прикарпатском округе служил в 1976—1979 годах, начальником финотдела дивизии), в ГСВГ; возглавлял финслужбы Приволжско-Уральского и Среднеазиатского округов. В 1993 году ему было присвоено звание генерал-майора.

С 1993 г. переведён в Москву; на должность заместитель начальника «Военной академии экономики, финансов и права Вооруженных Сил РФ» по учебной и научной работе.

В 1994—1996 гг. — служил начальником «Военного финансово-экономического факультета» Финансовой академии при Правительстве РФ.

С октября 1996 по январь 2001 года — начальник Главного управления военного бюджета и финансирования Минобороны, к этому времени году достиг звания генерал-полковника; был награждён орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР III степени» и медалью ордена «За заслуги перед Отечеством».

Заслуженный экономист РФ, кандидат экономических наук.

Два уголовных дела Георгия Олейника

Георгий Олейник был осуждён по двум уголовным делам (в 2002—2003 годах) :
1) По «делу ЕЭСУ» Олейник был осуждён 29.4.2002 «за превышение должностных полномочий», но 16.8.2002 был амнистирован, а 26.11.2003 был полностью реабилитирован по данному делу решением Президиума Верховного суда РФ «в связи с отсутствием состава преступления». Таким образом, Олейник находился под арестом по «делу ЕЭСУ» три с половиной месяца.
2) В 2003 году генерал Олейник был осуждён по «делу о переуступке валютных облигаций „Военбанку“» (что никак не связано с Тимошенко и ЕЭСУ) по обвинению в «превышение должностных полномочий»; и находился в заключении три года (2002—2005).

После лета 2005 года — Олейник более не привлекался к уголовной ответственности.

Дело относительно «облигаций валютного займа»

1 августа 2002 года Георгию Олейнику было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий при продаже «облигаций внутреннего валютного займа» в 1998 году.

24 июля 2003 года Московским гарнизонным военным судом генерал-полковник Георгий Олейник был приговорён :
— к пяти годам лишения свободы (в колонии общего режима) за «превышение должностных полномочий» при продаже по заниженной цене государственных облигаций «внутреннего валютного займа» в 1998 году «Военбанку» (облигации находились в доверительном управлении у Минобороны), чем нанёс государству ущерб в 60 млн долларов;
— также лишен воинского звания, почетных званий и государственных наград, а также права занимать государственные должности в течение трёх лет. Гражданский иск Минобороны на взыскание с Олейника 60 млн. 397 тыс. долл. и 344 млн руб. суд не удовлетворил.

Генерал-полковник Олейник вину не признал; в последнем слове он сказал, что, передавал «облигации валютного займа» Военбанку, по поручению министра обороны Игоря Сергеева, который спасал Военбанк от финансового краха (на счетах банка хранились значительные средства военного ведомства). Бывший министр обороны Игорь Сергеев, в свидетельских показаниях в суде, признал, что принимал решение о санации банка, но «в детали не вникал».

19 июля 2005 года, Георгий Олейник был досрочно освобожден из колонии. По данному делу пробыл в заключении три года.

Три договора Минобороны России и ЕЭСУ, о поставках стройматериалов с Украины

Три договора

Всего в 1996—1997 годах, существовало три договора Минобороны России с ЕЭСУ на поставку стройматериалов, все договора подписывались без участия Олейника. Он лишь подписал платёжки на перечисление денег по второму и третьему договору (на момент подписания роковой «платёжки по второму договору» Олейник проработал в должности руководителя главка лишь один месяц):
1) Первый договор Ю. Тимошенко (ЕЭСУ) заключила с министром обороны РФ Грачёвым (в мае 1996 года), сумма договора была 300 млн дол. Это происходило ещё до назначения Олейника на должность главного финансиста Минобороны. Все стройматериалы, как сказал Олейник, были поставлены в полном объёме : «Поставили, хотя в сроки не уложились. И всё равно благодаря этим поставкам Министерству обороны удалось выжить. Отремонтировали казармы, госпиталя, теплосети — когда бы ещё государство начало давать деньги! В общем, перезимовали».
2) Второй и третий договора (на 250 и 200 млн дол; 28.11.1996 и 3.3.1997) были подписаны в бытность министра обороны Родионова, и активное участие в оформлении договора принимал первый зам. министра финансов Вавилов. По двум этим договорам было поставлено стройматериалов на сумму 123 млн дол.; но с середины 1998 года — правительство Украины, по словам Олейника, запретило ЕЭСУ поставлять материалы в Россию, отобрав у ЕЭСУ «лицензию на внешнеэкономическую деятельность».

Второй и третий договора (на 250 и 200 млн дол.)

В 1996 году Украина имела значительные долги за газ перед Россией (около 450 млн дол.), и премьер-министр Украины Лазаренко предложил погасить эти долги стройматериалами. С руководством российского правительства, была согласована схема платежей — все платежи были проведены в течение одного банковского дня, и деньги не покидали пределы России и одного банка (это важно подчеркнуть, посколько в прессе постоянно существовали спекуляции, что «из России было уведено за кордон 450 млн дол.») :
— «Газпром» получил от двух российских банков 450 миллионов долларов кредита. Из этих сумм он погасил свой долг перед гос. бюджетом. Из гос. бюджета деньги были перечислены в Минобороны. Минобороны сделала предоплату за строительные материалы компании United Energy International Ltd., являющейся соучредителем и агентом ЕЭСУ. United Energy International Ltd. немедленно перечислила деньги Газпрому, погашая долг Украины за природный газ. Газпром возвратил банковский кредит, взятый на один день. Вся операция заняла один банковский день.

Причины срыва второго и третьего договора

Георгий Олейник рассказывал в апреле 2002 года (корреспонденту газеты «Московский комсомолец») :

• «Поначалу „ЕЭС Украины“ свои обязательства начали выполнять. Было поставлено имущества примерно на 123 миллиона, но вдруг президент (Ельцин) вводит НДС на все товары с Украины: двадцать процентов. Соответственно, цена стройматериалов растёт. Это тем более странно, что руководитель Госналогслужбы Артюхов был в числе тех, кто подписывал соглашение. Только-только отбились от НДС (НДС отменили) — новая напасть: украинское правительство отбирает у „ЕЭС Украины“ право на внешнеэкономическую деятельность, а это значит, что ничего больше поставлять они нам не могут».

Этот запрет для ЕЭСУ на внешнеэкономическую деятельность, произошёл в середине 1998 года — то есть «правительство Украины (президент Кучма)» фактически само запретило ЕЭСУ поставлять материалы в Россию с середины 1998 года. После остановки поставок, Минобороны России (в том числе финансовый главк Олейника) направило множество письменных обращений во все инстанции, обращались к премьер-министру, президенту, к украинскому правительству : бесполезно.

Лица, подписавшие договора на 250 и 200 млн дол.

Проведение указанные взаимозачётов было оформлено двумя Договорами. Генерал-полковник Олейник в открытом письме в «Независимую газету» от 13.1.2001 (которое он просил опубликовать без купюр) писал, что «Договор между ЕЭСУ и Газпромом» был заключён 29.12.1995 года (на основании межправительственного соглашения от 18.2.1994). В рамках этого договора, Минфин России принял решение о поставках материально-технических ценностей с Украины, в качестве бартерной оплаты за газ — Минфин России издал приказ № 247 от 30.4.1996 года. На основании этого приказа :

• 28 ноября 1996 года было подписано первое соглашение (на 250 млн дол.).
• 3 марта 1997 года было подписано второе соглашение (на 200 млн дол.).

На каждом из этих Договоров стояли семь подписей и семь печатей, поэтому Олейник называл его «семисторонним соглашением» :

1. От «Газпрома» подписывали : и. о. председателя РАО «Газпром» Шеремет; во второй раз — председатель «Газпрома» Рем Вяхирев.
2. Министр Минобороны России И. Н. Родионов. На втором соглашении «печать Минобороны резко отличается от настоящей», подпись министра Родионова под вторым соглашением тоже не похожа на подлинную (Родионов не помнит, чтобы он визировал этот документ).
3. Первый заместитель министра финансов России А. П. Вавилов.
4. От «Государственной налоговой службы» подписали : руководитель Госналогслужбы (в ранге заместителя Председателя Правительства Российской Федерации) В. Г. Артюхов; во второй раз — первый заместитель руководителя Госналогслужбы Павлов.
5. Президент корпорации ЕЭСУ Ю. В. Тимошенко.
6. От банка-кредитора : первый заместитель председателя правления «Национального резервного банка» Ю. А. Кудимов; во второй раз — старший вице-президент банка банка «Империал» В. М. Столяренко.
7. Управляющий английской компании «United Energy Ltd.» Ш. Э. Аксой.

В соответствии с этими соглашениями целевые средства, выделенные казначейством России, были перечислены двумя платежами по назначению. За подписание этих платёжек и судили Олейника (надо отметить, что судебная экспертиза установила, что «подпись Олейника» под второй платёжкой не похожа на подпись Олейника, а является скорее поддельной).

Лица, по которым были возбуждены уголовные дела по «делу ЕЭСУ и Минобороны»

После всех расследований и судов по «делу ЕЭСУ и Минобороны» : «Георгий Олейник оказался единственным из участников российско-украинских газовых взаимозачетов, кто попал под суд», «Георгий Олейник сначала получил три года колонии, затем приговор отменили, и он был оправдан. Однако позже по другому обвинению осужден на пять лет, лишен звания и наград».

Главная военная прокуратура России начала расследовать «дело ЕЭСУ и Минобороны» в марте 2000 года. А в 2001 году были открыты дела по семи чиновникам России и дело относительно Ю. Тимошенко:
1) Генерал-полковник Олейник и его подчинённые в финансовом главке Минобороны : главбух главка генерал-майор Евгений Дацко (сразу же подал рапорт об увольнении в запас); начальники управлений главка генерал-майоры Леонид Герасименко и Анатолий Воробьев. Однако, они не были осуждены, а дела в отношении них вскоре были закрыты.
2) Два подполковника из ЦУМР (Центрального управления материальных ресурсов и внешнеэкономических связей Минобороны РФ) Александр Изгагин и Борис Чурилов. Они были оправданы судом в 2003 году.
3) Первый заместитель министра Финансов РФ А. Вавилов. Дело по нему было закрыто в первых числах декабря 2001 года (то есть за неделю до передачи в суд дела Олейника).
4) Дело по Ю. Тимошенко было закрыто в России в декабре 2005 года с формулировкой «в связи с истечением срока давности» (на Украине дела закрыты в 2005 году : в январе — генпрокурором, в ноябре 2005 года все дела закрыты Верховным судом Украины).

Хронология расследования «дела ЕЭСУ и Минобороны» в отношении Олейника

Первая проверка в 1998 году. Возбуждение уголовного дела в 2000 году

Ещё в 1998 году Главная военная прокуратура России проводила проверку относительно «договоров с ЕЭСУ»; в том же году проходила ревизия «фининспекции Минобороны России» (фининспекцию возглавлял генерал-лейтенант Каримов) — нарушений не обнаружили. Однако в марте 2000 года Главная военная прокуратура возбудила уголовное дело по факту нарушений при поставке стройматериалов по Договору с ЕЭСУ.

Расследование и суд по «делу ЕЭСУ и Олейника», 2000—2002

В рамках «дела ЕЭСУ» генерал-полковнику Олейнику было предъявлено обвинение по статье 286, часть 3, пункт «в» Уголовного кодекса России (превышение должностных полномочий с причинением тяжких последствий). Следует подчеркнуть, прокуратура никогда не обвиняла Олейника в «получении взяток».

28 ноября 2000 года, его пригласили на допрос в прокуратуру; взяли подписку о невыезде; и в тот же день провели обыски в кабинете, дома, на даче… Олейник подчеркнул, что следователи были удивлены, когда увидели его «генеральскую дачу» — одноэтажный сарай восемь на десять, участок — шесть соток. 29 декабря 2000 года, президент Путин издал Указ о временном отстранение Георгия Олейника от занимаемой должности, до окончания расследования.

Лишь через год (10.12.2001) Главная военная прокуратура РФ завершила расследование дела и направила его в суд. Информагентства сообщили, что Георгий Олейник, якобы по своей инициативе, перечислил 450 млн дол. на Украину на счета английской компании «United Energy International Ltd.» в счёт оплаты стройматериалов для Минобороны, но «никаких поставок осуществлено не было».

12 марта 2002 года, Московский гарнизонный военный суд начал рассмотрение дела Олейника. 24 апреля 2002 года, Олейник выступил в суде с последним словом. Он не признал вины, и потребовал возвратить его дело на дораследование. Он заявил, что :

• При подписании документов был «простым стрелочником». Олейник подчеркнул, что подписал платежные документы на перевод денег, выполняя соглашения, подписанные вышестоящими должностными лицами. «На том этапе, я не считал подписанные соглашения незаконными, у меня не было на это оснований, я расценивал их как ещё один этап погашения задолженности Украины за российский газ».
• Олейник подчеркнул, что считает необоснованным — обвинение в нарушении законодательства о валютных операциях, поскольку «никакого вывоза капитала из страны не было — все операции были проведены в течение одного дня в одном банке, из которого деньги даже не уходили, поэтому речь о получении лицензии от Центробанка не шла».
• Также Олейник подверг сомнению решение Генпрокуратуры о прекращении уголовного дела в отношении министра финансов РФ Андрея Вавилова, напомнив, что сам он вынужден был подписать распоряжение о перечислении денег лишь после звонка от Вавилова, который «прямо заявил о возможных негативных последствиях для меня».

Гособвинитель заявил, что ущерб от сделки составил 327 млн дол. Олейник же напомнил, что «Арбитражный суд Москвы» удовлетворил иски «Главной военной прокуратуры» о взыскании этих сумм с украинской стороны. Гособвинитель потребовал приговорить генерал-полковника Георгия Олейника к четырём с половиной годам лишения свободы с лишением воинского звания и лишением права в течение ещё трех лет занимать руководящие должности на государственной службе.

На суде «главный военный прокурор» предложил переквалифицировать обвинение Олейнику на «халатность», чтобы сразу же его амнистировать, но Генеральная прокуратура (ответ подписал Юрий Бирюков) ответила отказом.

Во время суда по «делу ЕЭСУ и Минобороны» — почти все свидетели говорили о непричастности Олейника, а в качестве инициатора «соглашения о поставке стройматериалов» называли Вавилова. Также экспертиза установила, что :
— на одной из двух платёжек — подпись генерала Олейника подделана (а судили Олейника именно за «подписии на двух платёжках»);
— также подделанной оказалась подпись Л.Куделиной (бывшего начальника оборонного департамента Минфина);
— на втором соглашении — «печать Минобороны резко отличается от настоящей»; подпись министра Родионова под вторым соглашением тоже не похожа на подлинную (Родионов не помнит, чтобы он визировал этот документ).

29 апреля 2002 года, генерал-полковника Олейника приговорили к трём годам лишения свободы, к лишению воинского звания и возможности занимать государственные должности в течение трёх лет после освобождения. Его взяли под стражу в зале суда. Адвокат Олейника Ада Яковлева заявила, что обжалует приговор в «Московском окружном военном суде», в судах России, а также, если понадобится, «даже за рубежом».

Комментарии относительно суда над Олейником

По состоянию на 2011 год, Олейник оказался единственным (в России и на Украине) кто был осуждён по громкому «делу ЕЭСУ и Минобороны России».

Экс-министр обороны Игорь Родионов сказал в декабре 2000 года, когда Олейнику были предъявлены обвинения : «Его просто подставили. Это грязное дело, в которое Олейник, сам того не желая, попал».

Газета «Московский комсомолец» писала во время суда над Олейником по «делу ЕЭСУ и Минобороны» (апрель 2002) :

• «Абсолютное большинство комментаторов сходится в едином мнении: Олейник — лишь „козел отпущения“. На него переваливают совсем чужую вину», «Генпрокуратура понимает: в противном случае за пропавшие деньги придётся отвечать Вавилову и Черномырдину».

Амнистия и реабилитация Георгия Олейника по делу ЕЭСУ, 2002—2003

После осуждения Г. Олейника, его адвокаты подали кассационную жалобу с требованием применить к нему амнистию, как к орденоносцу, который осуждён впервые на срок не более трёх лет. 16 августа 2002 года Московский окружной военный суд (МОВС) амнистировал генерала Олейника по делу ЕЭСУ, однако Олейник был тотчас арестован уже по другому делу (о продаже валютных облигаций). 2 октября 2002 года, президиум МОВС отклонил протест «Главного военного прокурора», который стремился отменить «амнистию Олейника», и одновременно президиум МОВС принял решение о уменьшении срока «по приговору Олейника по делу ЕЄСУ, от 29.4.2002» до двух лет лишения свободы.

26 ноября 2003 года, Президиум Верховного суда РФ отменил обвинительный приговор, вынесенный бывшему главному финансисту Минобороны генерал-полковнику Георгию Олейнику по «делу ЕЭСУ», и прекратил указанное дело за отсутствием состава преступления.

Однако, 24 июля 2003 года «Московский гарнизонный военный суд» вынес приговор по второму уголовному делу Олейника (о продаже «облигаций внутреннего валютного займа»), и, таким образом, Олейник остался под стражей и после реабилитации по «делу ЕЭСУ».

Дело подполковников Изгагина и Чурилова

В середине 2000 года, в рамках «дела ЕЭСУ», Главная военная прокуратура РФ возбудила дело против двух подполковников ЦУМРа (Центральное управление материальных ресурсов и внешнеэкономических связей Минобороны РФ) Александра Изгагина и Бориса Чурилова. В 1996—1999 годах они участвовали в реализации соглашения о поставках стройматериалов фирмой ЕЭСУ. По версии следствия, Изгагин получил взятку в 5 тыс. дол., а Чурилов в пятьсот дол. — и за эти взятки они, мол, завысили стоимость поставляемых ЕЭСУ стройматериалов на 98 млн дол., нанеся ущерб Министерству обороны.

Александр Изгагин, сообщил газете «Коммерсант» (27.1.2005), что обвинение относительно «взяток от Тимошенко» в основном базируется «на сравнении стоимости мебели, поставленной по контракту Украиной, и стоимости мебели, которая выпускается в системе ГУИНа (Госуправление исполнения наказаний)» :

• «Понятно, что стоимость товара, который произведен в колониях и без учета НДС, гораздо ниже. К тому же мы же в рамках соглашения между Россией и Украиной лишь оформляли документы». «Никаких взяток она (Тимошенко) мне не давала, это просто смешно. А во встречах по тому соглашению участвовали не только мы, но и Ельцин с Кучмой».
• Обвинения в адрес Тимошенко Изгагин называет «бредовыми», а само дело — политическим. По словам офицера, после ареста в 2000 году от него требовали показаний на Тимошенко и высокопоставленных чиновников Минобороны России, обещая выпустить из СИЗО.

Гособвинитель требовал приговорить Изгагина к восьми, а Чурилова — к пяти годам лишения свободы с конфискацией имущества (оба обвинялись в получении взятки от ЕЭСУ, Тимошенко).

Однако, 7 июля 2003 года «Московский окружной военный суд» полностью оправдал Изгагина и Чурилова, поскольку суд счёл недоказанными «обвинения в совершение ими каких-либо действий в пользу ЕЭСУ», а также «обвинения в получения Изгагиным и Чуриловым через посредника каких-либо денег от Ю. Тимошенко». «Военная коллегия Верховного суда РФ» оставила в силе оправдательный приговор, не удовлетворив кассационное представление Главной военной прокуратуры.

Вопрос о завышении стоимости поставляемых стройматериалов и мебели

Важным является вопрос о стоимости поставляемых стройматериалов и мебели. Например, генерал-полковник Леонид Ивашов образно сказал : «Фактически, нам предлагали покупать обычные унитазы по цене золотых», мол, Олейник «не хотел покупать по таким сумасшедшим ценам, но тогда на него надавили из правительства РФ». Но сам Георгий Олейник указывал, что удорожание стройматериалов произошло, в частности, из-за введения на них НДС (вскоре этот налог был отменён); а подполковник Изгагин указал, что вывод о «завышение стоимости стройматериалов» делался на основе одной экспертизы, которая сравнила «стоимость мебели на Украине» и «стоимость мебели, произведённой заключёнными в России».

Обвинения во взяточничестве «генералов и высших офицеров Минобороны России» оказались голословными

Надо подчеркнуть, что лишь Изгагина и Чурилова обвиняли в получении взяток от ЕЭСУ (но Изгагин и Чурилов оправданы судом летом 2003 года); всех остальных обвиняли в «превышении служебных полномочий» (именно по этой статье был осужден Г. Олейник).

Олейник заявил, что ни о каких взятках с его стороны не могло быть речи, потому что он не заключал эти соглашения, не контролировал конкретные поставки материалов, а лишь поставил подпись на платёжке по перечислению денег : «Какие взятки! Тимошенко я видел два раза в жизни. Один раз она приезжала к Косовану (замминистра обороны по строительству) в Москву, от него вместе с Зобниным (начальник Центрального управления материальных ресурсов Минобороны) зашла ко мне. В другой раз мы встретились на совещании у Косована. Даже словом не перемолвились».

Олейник сказал, что он не мог не перечислить указанные деньги, поскольку это было прямо предусмотрено указанными соглашениями. Олейник сказал : «ГУВБИФ выполнил техническую работу».

Дело первого заместителя министра финансов Вавилова

В рамках расследования «дела ЕЭСУ и Минобороны», 28 мая 2001 года Главная военная прокуратура предъявила обвинение «в превышении должностных полномочий» бывшему первому заместителю министра финансов, а ныне председателю ЗАО «Северная нефть» Андрею Петровичу Вавилову. Однако, в первых числах декабря 2001 года дело Вавилова «по договору ЕЭСУ и Минобороны» было закрыто.

«Дело ЕЭСУ и Олейника» вновь актуально на Украине и в России, 2009—2011 года

Фильм «Я отсидел за Тимошенко», 2009 год

Также Г. Олейник снялся в публицистическом фильме, в котором «голос за кадром» недостоверно сообщает о взятках «десяти чиновником Минобороны России» при поставках стройматериалов с Украины.

В 2009 году (во время выборов президента Украины) на телеканалах Украины был широко показан пиар-фильм [www.youtube.com/watch?v=Aj9_3w4K1dE «Я отсидел за Тимошенко. Григорий Олейник»] (фильм снят пиар-фирмой ООО «Регион Киев медиа», 2009 год, продолжительность фильма 9 минут):

• Фильм утверждает, якобы Г. Олейник отсидел «по делу ЕЭСУ, по вине Тимошенко» три года. Хотя в реальности Олейник по «делу ЕЭСУ» был амнистирован через три месяца после суда (16.8.2002), а «три года в заключении» отбывал по совершенно иному делу.
• Фильм утверждает, якобы «генеральная прокуратура выяснила, что Юлия Тимошенко создала целую систему по подкупу чиновников Министерства обороны (России), взятки получили около десяти высокопоставленных сотрудников ведомства, которые отвечали за поставку стройматериалов, на раздачу взяток было выделено более девяносто тысяч долларов». Но в реальности по «делу ЕЭСУ в России» не было осуждено ни одного человека, кроме Олейника (который был амнистирован и реабилитирован); и даже Олейнику по «делу ЕЭСУ» прокуратура не выдвигала обвинений в коррупции.

Возобновление «дела ЕЭСУ и Минобороны России» на Украине, октябрь 2011

На протяжении 2002—2011 годов, политики и пресса Украины и России часто использовали «дело ЕЭСУ и Олейника» в качестве «чёрного пиара».

12 октября 2011 года генпрокуратура Украины — возобновила «дело ЕЭСУ» против экс-премьер-министра Ю. Тимошенко, на том основании, что 11.10.2011 Тимошенко была осуждена «за договор с Россией о поставках и транзите газа от 19.1.2009», мол, из-за этого «нового преступления» все старые дела могут быть открыты заново, поскольку (по мнению генпрокуратуры Украины) теряют «срок давности».

Через день, 14 октября 2011 года, по «делу ЕЭСУ» высказался генерал-полковник Леонид Ивашов (начальник Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ в 1996—2001 годах) который пояснил, что Россия давно закрыла дело против Юлии Тимошенко : «Новое дело — это надувательство. Россия, по сути, простила Украине этот долг ради более высоких стратегических целей». Высказывание генерала Ивашова «Новое дело — это надувательство» было широко растиражировано в прессе.

Однако генерал-полковник Леонид Ивашов ошибочно сказал (14.10.2011), что Олейник отсидел за «поставки стройматериалов из Украины» почти четыре года. В действительности же — три месяца; и амнистирован, реабилитирован.

19 октября 2011 года (в интервью немецкому изданию «Frankfurter Allgemeine Zeitung») президент Украины Янукович ошибочно утверждал, что из-за Тимошенко генерал Олейник был осуждён на шесть лет (без упоминания о реабилитации Олейника по «делу ЕЭСУ»), и в России, мол, была выявлена «заинтересованность (то есть взятки) со стороны сотрудников министерства обороны России» :

• «Наиболее сложные вопросы относятся к периоду, когда Тимошенко возглавляла ЕЭСУ… Это известно из дела русского генерала Георгия Олейника», «Если бы не было процесса в России, где был осужден к шести годам лишения свободы и также заключен генерал-полковник Олейник: в этом преступлении Тимошенко была задействована непосредственно, особенно в случаях, где была заинтересованность со стороны сотрудников министерства обороны России».

Такая же недостоверная информация подана (29.10.2011) в выступлении первого заместителя генпрокурора Украины Рената Кузьмина :

• «Чиновники министерства обороны России за получение взяток и за другие нарушения, которые были допущены в пользу компании Тимошенко, были осуждены, а сама Тимошенко была обвиняемой по этому делу и была признана виновной в организации дачи взяток».

Но в реальности по «делу ЕЭСУ в России» не было осуждено ни одного человека, кроме Олейника. И даже Олейнику по «делу ЕЭСУ» не выдвигали обвинений в коррупции.

Мультимедийные материалы

• [www.youtube.com/watch?v=Aj9_3w4K1dE «Я отсидел за Тимошенко. Георгий Олейник».] Фильм снят малоизвестной фирмой ТОВ «Регион Киев медиа», 2009 год, продолжительность фильма 9 минут, фильм содержит неправдивые утверждения о «десяти военнослужащих Минобороны России, осуждённых за взятки от ЕЭСУ». [makeevdon.in.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=103:2010-09-03-20-53-00&catid=3:2010-04-25-23-11-46&Itemid=89 См. стенограмму текста этого фильма].

Ссылки

• [palm.newsru.com/dossier/5290.html Досье//Армия России/Коррупция/Олейник, Георгий. Сайт «NEWSru.com».]
• [personize.ru/view/9833/article/23218 Олейник Георгий в новостях и прессе (2001—2002 года). Сайт «Personize».]
• [grani.ru/Society/Law/m.51942.html 15 статей о Г. Олейнике, в 2002—2003 годах. Сайт «Грани.ру».]
• [www.ualberta.ca/~khineiko/NG_00_01/1152181.htm Открытое письмо Г. Олейника в редакцию «Независимой газеты» : «Прошу опубликовать без купюр». Сайт газеты «Независимая газета — Субботник НГ», 13.01.2001.]
• [genshtab.info/index.php?title=%D0%A2%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D0%B4%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87 Сайт «Генштабъ». Энциклопедическая статья «Тимошенко, Александр Геннадьевич», 2011 год. Информация о подполковниках Александре Изгагине и Борисе Чурилове.]

Отрывок, характеризующий Олейник, Георгий Семёнович

В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.