Операция «Агата»
Операция «Агата», которую часто называют «Чёрной субботой», началась в еврейский день отдыха. Она была проведена британскими властями в субботу, 29 июня 1946 года в Палестине. Солдаты и полиция искали оружие и арестовали в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе и в десятках населенных пунктах 2,700 человек, среди которых был первый министр иностранных дел Израиля, будущий премьер-министр Израиля Моше Шарет.
Содержание
История
16 июня 1946 вошло в историю как «Ночь мостов». Пальмах взорвал восемь дорог и железнодорожные мосты, связывающие Палестину с соседними странами. 17 июня Лехи напал на семинары железнодорожников в Хайфе. Вскоре после этого Иргун похитил шесть британских чиновников. Один чиновник впоследствии убежал,двое были выпущены. Иргун объявил, что остающиеся чиновники будут освобождены только в обмен на отмену смертных приговоров двум членам организации.[1]
Британская армия в течение нескольких месяцев была настроена воинственно против сионистских подпольных организаций, но её действия были заблокированы верховным комиссаром Аланом Каннингемом, настроенным против военных действий, предпринятых в отношении Еврейского агентства. После "Ночи мостов" Каннингем передумал и полетел в Лондон, чтобы встретиться с представителями британского кабинета и главным армейским фельдмаршалом Бернардом Монтгомери в Лондоне. Монтгомери сформулировал план относительно операции «Агата». Каннингем принял его, надеясь, что с более воинственными ограниченными сионистами легче будет достичь политического урегулирования, чем с более умеренными (пробританскими) лидерами, такими как Хаим Вейзман.
В ходе операции по радио Каннингем сказал:"[Аресты] не направлены против еврейской общины в целом, но исключительно против тех немногих, кто принимает активное участие в существующей кампании насилия и тех, кто ответственен за подстрекательство .... "[2]
Глава Секретариата сэр Джон Шоу обрисовал в общих чертах официальную цель операции на пресс-конференции в Иерусалиме: "Крупномасштабные операции были разрешены, чтобы покончить с состоянием анархии, существующей в Палестине, и позволить законопослушным гражданам продолжить свою нормальную жизнь без страха быть похищенным, убитым или взорванным". Шоу, полагая, что британцы должны прекратить существующую ситуацию, предлагал разделить Палестину на еврейское и арабское государства и затем оставить или демонтировать Еврейское агентство, которое должно оказывать помощь административной власти. Одновременно он тайно поддержал действия подпольных сионистских военных организаций и одобрил операцию.[2]
Официальные цели операции были другими. Необходимо было порвать с «анархией», существующей в Палестине. Нужно было получить документальное подтверждение одобрения Еврейского агентства действиям саботажу Пальмаха, союзу между Хаганой и более сильным Лехи с Иргуном в совершении актов насилия. Кроме того, необходимо было предупредить государственный переворот. В июне руководители Еврейского агентства и Верховного командования Хаганы встретились с делегатами Иргуна и Лехи. Представитель последнего, согласно разведке, заявил о своем намерении попросить о том, чтобы Ешувы (еврейское население Палестины)участвовали в перевороте и помогли "провозглашению будущего еврейского государства и прерыванию всех отношений с существующей Палестинской администрацией". Другой, в связи с "Ночью мостов", должен был сломать военную власть Хаганы. Поскольку Хагана, казалось, действовал в сговоре с Лехи и Иргуном, британские власти ошибочно полагали, что это было также необходимо, потому что Хагана может сотрудничать во время предполагаемого переворота с Иргуном и Лехи. Наконец Монтгомери заявил, что операция была необходима, чтобы повысить моральный дух армии.[2]
Операция
Группа полицейских атаковала Еврейское агентство. Общее число британских сил безопасности, принимавших участие в этих облавах, в разных источниках варьируется от 10,000 до 25,000. Во время операции были задействованы крупные военные силы. Низко летающие самолеты окружили Иерусалим. Контрольно-пропускные пункты были сохранены, поезда остановлены, пассажиры эвакуированы и отправлены домой. Специальные лицензии требовались для машин технической помощи. Был введен комендантский час.Были обнаружены тайные склады с оружием. В Кибуце Ягур войска нашли больше чем 300 винтовок, приблизительно 100 двухдюймовых минометов, больше 400,000 пуль, приблизительно 5,000 гранат и 78 револьверов. Оружие было показано на пресс-конференции, и все мужчины Ягур были арестованы.[3]«Агата» вызвала эхо Холокоста в умах многих людей. Женщины рвали на себе одежду, чтобы выставить татуировки, сделанные в концентрационных лагерях. Были случаи, когда людей загоняли в клетки. В ответ они кричали, что так делали нацисты. Некоторые представители британских войск только обостряли ситуацию, действуя с лозунгом "Хайль Гитлер" и царапая во время обысков свастику на стенах.[4]
Последствия
После окончания операции похищенные британские чиновники были освобождены, и Верховный комиссар Алан Каннингем заменил членам Иргуна смертные приговоры на пожизненные заключения. Хагана и Пальмах после уговоров отказались от длительных антибританских операций.[5] Однако другие группы, такие как Лехи и Иргун Цвай Леуми,были настроены более агрессивно, продолжили и даже усилили свои атаки.[6] В частности, Иргун в ответ на операцию ударил по южному крылу отеля «Царь Давид», который был штаб-квартирой британского правительства в Палестине.
Напишите отзыв о статье "Операция «Агата»"
Примечания
- ↑ www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/History/defense.html The Role of Jewish Defense Organizations in Palestine
- ↑ 1 2 3 Clarke, Thurston, By Blood and Fire, Putnam, 1981, Ch.6.
- ↑ [www.etzel.org.il/english/ac09.htm Etzel.org]
- ↑ Clarke, ibid., pp.68-69.
- ↑ Alan Cunningham, "Palestine: The Last Days of the Mandate", International Affairs (Royal Institute of International Affairs 1944), Vol. 24, No. 4 Oct. 1948, pp. 485.
- ↑ [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/History/defense.html Jewish Virtual Library]
Отрывок, характеризующий Операция «Агата»
Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
