Операция «Охота на волков»

Операция «Охота на волков»
Основной конфликт: Вторая чеченская война
Дата	29 января - 6 февраля 2000 года
Место	Чечня, Россия
Итог	Победа Российской армии. Освобождение от боевиков г. Грозный и его окрестностей
Противники
Чеченская Республика Ичкерия Арабские моджахеды Россия Россия Чеченская республика
Командующие
генералиссимус А. Масхадов генералиссимус Ш. Басаев бригадный генерал Р. Гелаев бригадный генерал Т-А. Атгериев бригадный генерал Х-П. Исрапилов бригадный генерал А. Закаев бригадный генерал А. Бараев бригадный генерал А. Исмаилов бригадный генерал А. Абдулхаджиев полковник Хаттаб генерал армии В. Казанцев генерал-полковник Г. Трошев генерал-полковник В. Шаманов подполковник Б. Гантамиров
Силы сторон
Чеченские боевики: до 3000 чел. Вооружённые силы Российской Федерации
Потери
до 500 чел убитыми и до 1000 чел. пленными по данным ВС РФ 43 чел. убито по словам боевиков неизвестно

Операция «Охота на волков» — боевая операция российских вооружённых сил по уничтожению отрядов чеченских боевиков и их лидеров, проведённая в январе — феврале 2000 г. в окрестностях г. Грозный. Заключительная часть операции по штурму Грозного 1999—2000 г. В ходе операции федеральными войсками был установлен контроль над большей частью районов Грозного. Также были уничтожены чеченские командиры — мэр Грозного Л. Дудаев (племянник президента ЧРИ Джохара Дудаева), бригадный генерал Х-П. Исрапилов, бригадный генерал А. Исмаилов.

Предыстория

Во второй половине января 2000 года федеральным войскам удалось окончательно переломить ситуацию в Грозном в свою пользу. 18 января — федеральные силы захватили важный стратегический объект в центре города — мост через реку Сунжа. В результате было прервано сообщение между боевиками западных и восточных районов Грозного. Непосредственно для специальной операции по освобождению города была создана группировка войск «особого района города Грозный», возглавляемая генералом В. Булгаковым. 26 декабря она приступила к выполнению поставленной боевой задачи. К этому моменту город фактически был блокирован со всех сторон. Оборона противника в целом была нарушена, оказались разгромлеными главные силы бандформирований и их резервы. После этого сопротивление носило исключительно очаговый характер.

Как утверждал заместитель командующего федеральной группировкой генерал Г. Н. Трошев «и все же, на мой взгляд, лидеры боевиков на этот раз вряд ли предполагали, что им удастся долго удерживать город. Сознавая бесперспективность длительного вооруженного противостояния федеральным войскам, Масхадов тем не менее поставил задачу полевым командирам удержать город под своим контролем до 27 января — дня открытия Парламентской ассамблеи Совета Европы, надеясь, что давление со стороны Запада заставит Москву прекратить проведение контртеррористической операции.»

Предоставление боевикам «коридора»

Замысел операции «Охота на волков» состоял в том, чтобы «выманить» боевиков из Грозного, создав иллюзию существующего коридора, и уничтожить их на открытой местности. Операция была спланирована командующим федеральной группировкой генерал-полковником Казанцевым. На исходе 26 января для федерального командования стало окончательно ясно, что прорыв из города боевиков неминуем. Части и подразделения, участвовавшие в штурме столицы Чечни и составлявшие внешнее кольцо окружения, получили на сей счет соответствующее боевое распоряжение. Одновременно ФСБ и некоторыми другими спецслужбами России была начата совместная спецоперация «Охота на волков», целью которой было создание у боевиков представления о существовании канала выхода из Грозного.

Для начала на полевых командиров вышел полковник спецслужб Александр Н. и предложил за $100 тыс. организовать коридор в Алхан-Калу. Чеченцы уже ранее знали этого офицера, так как до этого он занимался обменом тел погибших боевиков на российских солдат, и поверили ему. После этого, федеральные войска организовали сложную радиоигру, из которой следовало, что крупные войсковые подразделения с западного направления перебрасываются на юг. На разведку в Алхан-Калу из Грозного Басаев отправил отряд бригадного генерала Арби Бараева. Он смог обойти минные поля, а войска его преследовать не стали. Это окончательно убедило боевиков в том, что дорога свободна, и в ночь на 2 февраля из чеченской столицы двинулись основные силы.
Вспоминает генерал Г. Трошев:

«Чтобы выманить боевиков из осажденного города, в штабе ОГВ был разработан оригинальный план. Назовем его условно „Волчья яма“. В рамках этого плана в эфир была запущена дезинформация: с помощью ложного радиообмена бандитам навязывалась мысль, что в кольце окружения есть бреши, где можно пройти. На стыках между полками боевая активность сводилась до минимума. Заработала и агентурная разведка, „подсказывая“ полевым командирам пути выхода из кольца. Параллельно с этими мероприятиями в нескольких направлениях мы готовили своеобразные „коридоры“ для противника.»

Выход боевиков из Грозного

30 января появилась информация о том, что для вывода остатков бандформирований из города по найденному «каналу» к одному из полевых командиров прибыл специальный проводник. Избранное направление: Заводской район Грозного — Алхан-Кала — Гойты. Боевики тщательно и долго готовились к прорыву. Они рассчитывали на помощь своих подельников, находившихся вне чеченской столицы, и надеялись, пройдя по кратчайшему пути из Грозного в горы, укрыться там. Плюс к тому в горах их ждали подготовленные «лежки», склады боеприпасов, схроны с продовольствием и медикаментами.

Остатки боеспособных отрядов попытались прорваться через Старую Сунжу, на стыке между 15-м и 276-м мотострелковыми полками. Впереди себя боевики пускали животных и пленных. В ночь с 29 на 30 января (по другим данным — с 1 на 2 февраля) основные силы бандитов группой до 3000 человек (по данным Трошева — 600 чел.), среди которых были практически все полевые командиры — Шамиль Басаев, Турпал-Али Атгериев, Хункар-Паша Исрапилов, Асланбек Большой, Руслан Гелаев, Ахмед Закаев и Арби Бараев, предприняли попытку выхода из Грозного в южном направлении. Они двигались вдоль русла Сунжи по равнинной безлесной местности по маршруту Заводской район Грозного — Алхан-Кала — Ермоловский (им. Кирова) — Лермонтов-Юрт — Закан-Юрт. Конечной целью был лес у Самашек, из которого впоследствии планировалось выдвинуться через Ассиновскую и Бамут в Ингушетию или горные районы юго-восточной Чечни.

По словам очевидцев, изначально по выходящим боевикам огонь не открывался. Лукан Ризванович Кацулов, 39 лет, житель Закан-Юрта:

«1 февраля ночью в село вошли чеченские боевики. Их было около 2000 и они прошли по коридору от Грозного до Закан-Юрта. Я думаю, что они купили этот коридор, поскольку висевшие над ними вертолеты не стреляли. Коридор проходил по полям, а не по дороге. Они заняли школу и дом культуры, среди них были убитые и раненые. Как мне сказали, они должны продолжать свой путь в Шаами-Юрт и Катыр-Юрт».

Его слова подтверждает другой житель Закан-Юрта — Лукман Зия Удинович Магомадов, 48 лет, преподаватель:

«В ночь с 1 на 2 февраля федеральные силы открыли коридор для чеченских бойцов для выхода в Ермоловку, потом в Закан-Юрт. Издалека мы могли видеть чеченских бойцов, которых было около 1500—2000. Часть из них была из Центральной Азии и Африки. Всю ночь они выходили по коридору и те, кого мы смогли окликнуть, сказали, что федеральные силы не обстреливали их по дороге. Они сказали, что не намереваются оставаться, напротив, хотят поскорее уйти. 2 февраля около 8:30 они устроились в школе, в центре села (рассчитанной на 1000 учеников). Другие разбрелись по частным домам и мечетям»

Огневой удар по боевикам

Однако, вскоре, командование федеральных войск, чтобы поторопить «исход» боевиков из города, нанесло по нему массированный удар авиацией и артиллерией. На пути бандитов была заранее создана эшелонированная система минно-взрывных заграждений и огневых позиций. С флангов укрепились российские пулеметчики и минометчики, а в воздух были подняты десятки вертолетов. Таким образом боевики оказались в «огненных мешках». Первые серьезные потери противник понес на минных полях. Управление выходящей группой было потеряно, поскольку идущие в передовом эшелоне главари боевиков погибли («мэр» Грозного Леча Дудаев, ближайший соратник Басаева Исрапилов, Атгериев, Исмаилов) или были ранены (Басаев, Закаев). Эту информацию подтвердил чеченский «Кавказ-центр». На минных полях отступающие гибли целыми отрядами. Многие спаслись от взрывов, спустившись в реку Сунжа. По словам генерала Трошева «той ночью боевики недосчитались около 300 человек только убитыми. Большинство выживших сдались в плен. Лишь немногим удалось вырваться из города.» Министр обороны маршал Игорь Сергеев: «боевики наткнулись на минные поля, на артиллерийский огонь, и просочились только те, которые прыгнули в Сунжу».

Отдельные группы бандитов пошли на прорыв по руслу Сунжи и непосредственно по воде. Выйдя по воде к мосту через Сунжу, боевики попали под перекрестный огонь. Разбегаясь в разные стороны, они подрывались на минах, установленных по берегам реки. Часть бандитов, вырвавшихся из города, в буквальном смысле вышла из Грозного по трупам своих товарищей. Другие заняли оборону на окраинах Алхан-Калы, Ермоловского (им. Кирова), Закан-Юрта. И тех и других блокировали и уничтожали в «огневых мешках» огнём артиллерии и стрелкового оружия. Одновременно авиация и артиллерия нанесли удар по 70 автомобилям, которые ожидали боевиков на окраине Самашкинского леса для их эвакуации. Боевики, пошедшие на прорыв кольца в западном направлении, наткнулись на минные поля, оружейно-пулеметный огонь опорных пунктов обороны флангов и артиллерийский огонь. По словам одного из боевиков, «коридор, по которому мы проходили, оказался настоящей ловушкой, а потери оказались колоссальными (более 500 человек убитыми)». Суммарные потери бандитов убитыми и плененными, по данным военного командования, достигли 1500 чел.

Остатки боевиков продолжали идти под ударами российской авиации и артиллерии к горам, по направлению Шаами-Юрт — Катыр-Юрт — Гехи-Чу — Шатой. При заходе их в сёла, как указывают правозащитники из организации «Мемориал», по сёлам федеральные силы наносили артиллерийские и авиационные удары, сами сёла окружались и среди выходящих из сёл мирных жителей проводились зачистки с задержанием мужского населения и отправкой их в фильтрационные лагеря. Российское командование публично ссылалось на присутствие в этих селах чеченских боевиков для оправдания бомбардировок.

В начале февраля месяца Закан-Юрт находился на пути выхода чеченских боевиков из Грозного в горы. По-видимому, последние вошли в село в ночь с 1 на 2 февраля. Закан-Юрт этой ночью подвергся бомбардировке российской авиации, шесть человек погибло.

Свидетельства очевидцев:

Асет Эскиева, 37 лет, проживающая по улице Ленина, 67, в Закан-Юрте, рассказывает, что бомбардировки начались в полночь 1 февраля без предупреждения. Вся её семья спряталась в погребе их дома и дома соседа.

Султан, 48 лет, проживающий в Закан-Юрте по улице Ленина, 6. Его рассказ совпадает с заявлениями других свидетелей: «В ночь с 1 на 2 февраля бойцы пришли в село и сказали нам, что федеральные силы разрешили им выйти. Я думаю, что это было сделано не без умысла, поскольку всю следующую ночь село бомбили. Мы были в погребах. Никто не предлагал нам уйти. Каждый пытался бежать своими средствами.»

Бомбардировки в Шаами-Юрт начались 2 февраля и продолжались до 4-го. Никаких предупреждений об этом не было и жителям не сообщали о существовании каких бы то ни было гуманитарных коридоров до 5-го февраля. По свидетельствам очевидцев в Шаами-Юрте погибло до 20 человек. Пока жители бежали по коридору, многие взрослые мужчины были арестованы.

Обстрел села Катыр-Юрт начались 5 февраля. Российские войска объявили днем об открытии гуманитарного коридора, который также подвергся бомбардировке.

Собранные правозащитниками «Мемориала» свидетельства о бомбардировках сел указывают либо на полное отсутствие предупреждения, либо на отказ вести переговоры о выходе населения по коридору до начала бомбардировок, либо в случае достижения соглашения, об очень коротком промежутке времени, не обеспечивающем своевременный выход населения. Кроме того, многие свидетели предполагают намеренную бомбардировку колонн с беженцами. Выборочные сведения подтверждают, по мнению сотрудников «Мемориала», массированный и неизбирательный характер бомбардировок, приводящий к смерти сотен людей. По заявлениям родственников боевиков, уничтожаются, частично или полностью, жилые строения и все необходимое для выживания гражданского населения, что не может быть обусловлено военными требованиями.

Итоги операции

4 февраля федеральные войска совместно с милицией Бислана Гантамирова освободили часть Ленинского и Центрального районов, вышли к еще одному мосту через реку Сунжа и водрузили российский флаг над захваченной резиденцией Аслана Масхадова. 6 февраля министр обороны Игорь Сергеев объявил об успешном завершении операции по освобождению Грозного. Исполняющий обязанности Президента РФ Владимир Путин объявил о завершении операции по освобождению Грозного: «Что касается положения в Чечне, могу вам сообщить: некоторое время назад взят последний оплот сопротивления террористов — Заводской район Грозного, и над одним из административных зданий водружён российский флаг. Так что можно сказать, что операция по освобождению Грозного закончена».

Всего, по оценкам федеральных сил, в ходе операции было убито и пленено около полутора тысяч сепаратистов. В ходе операции погиб ряд видных чеченских полевых командиров: как отметил командующий западным направлением Объединенной группировки генерал Владимир Шаманов, «это они гибли на минно-взрывных заграждениях, это они гибли под кинжальным огнём наших войск, выходя в первых рядах». Среди убитых сепаратистов оказались и такие фигуры, как мэр Грозного, племянник бывшего чеченского президента Леча Дудаев, бригадные генералы Х.-П. Исрапилов, А. Исмаилов. Также в ходе операции «Охота на волков» был уничтожен Умар Эдилсултанов (Амир Карпинский), командовавший казнью российских военнопленных в с. Тухчар в сентябре 1999 г.

Герой России генерал-полковник Геннадий Трошев в своих воспоминаниях высоко оценивал эту операцию российских войск: «Все это в целом (и эффективное применение техники, и построение боевых порядков, и взаимодействие сил и средств) позволило достичь поставленных целей в Грозненской операции с минимальными потерями личного состава.»

Чеченские боевики дали проведенной операции диаметрально противоположные оценки. Так, по заявлению сепаратистов, Грозный покинули 2970 моджахедов, и лишь 43 погибли. Свой отход боевики называют «передислокацией чеченской армии». Комментируя продолжавшиеся в Грозном сражения, сепаратисты заявляли, что эти действия являются акцией федеральных войск, которые «штурмуют пустой город, имитируя бои».

Тем не менее несколько крупных отрядов боевиков сумели прорваться из Грозного к Алхан-Кале. Вспоминает генерал-полковник Михаил Паньков, бывший командующий группировкой внутренних войск на территории Северо-Кавказского региона, Герой России:

«Я помню тот момент, когда Басаев пошел по минным полям. Пошел он на южном направлении. Можно, конечно, оптимистично оценивать ту нашу операцию. Боевики действительно понесли ощутимые потери, но остается много вопросов. Там выполнял задачу по блокированию армейский полк. И несмотря на значительные потери, многим бандитам удалось выйти из кольца практически на том направлении. И пошли на Алхан-Калу и так далее… И потом началось… Сколько сил мы потратили на то, чтобы добить этих вырвавшихся боевиков, среди которых было огромное количество фанатичных ваххабитов, наемников-арабов! Им ведь нечего было терять, они в тех селах потом бились со звериной жестокостью. Мы несли значительные потери, мирные жители очень страдали. Трудно сейчас говорить, но если бы мы полностью уничтожили ту прорывающуюся из Грозного группировку боевиков, ситуация в дальнейшем была бы совсем иной».

См. также

• Бомбардировки Шаами-Юрта
• Бомбардировка Катыр-Юрта
• Сражение за Шатой (2000)

Отрывок, характеризующий Операция «Охота на волков»

Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.