Памятник Татищеву (Тольятти)

Памятник
Памятник В. Н. Татищеву — основателю города Тольятти
Страна	Россия
Город	Тольятти
Автор проекта	Рукавишников А. И.
Строитель	ПСО АО «Гидромонтаж»
Дата основания	2 сентября 1998

Памятник В. Н. Татищеву — основателю города Тольятти — конная статуя В. Н. Татищева, установленная в Тольятти на берегу реки Волги. Памятник взят под охрану постановлением Городской Думы Тольятти как объект монументального искусства, также представляющий историческую ценность.

Василий Татищев

Василий Никитич Татищев (1686—1750) — российский историк и государственный деятель. Окончил московскую инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в военных походах, управлял казёнными заводами на Урале. Основатель таких городов как Екатеринбург, Пермь, Челябинск, Оренбург, Орск. Был разносторонним ученым. Написал «Историю русского государства с древнейших времен», множество трудов по географии, составил первый русский энциклопедический словарь.

В 1737 г. Татищевым был основан г. Ставрополь — ныне город Тольятти.

Авторы

Автор: народный художник России, скульптор Александр Рукавишников (г. Москва), архитектор А. Кочековский. Собирали памятник скульпторы творческой мастерской Рукавишникова под руководством главного инженера проекта Михаила Катанова и прораба Леонида Петухова. В возведении памятника принимали участие строители ПСО АО «Гидромонтаж» под руководством В. Горицкого.

Архитектура

Расположен памятник на берегу водохранилища, так как, по мнению скульптора, это самое удачное место: у любой скульптуры должен быть подходящий фон, а старинных зданий в Тольятти нет. А так памятник основателю города находится совсем недалеко от самого основанного им города, ныне находящегося на дне Жигулёвского моря.

Архитектурное решение представляет собой стилобат в форме бывшей крепости петровской эпохи — стены каменной кладки с выступающими вперёд многоугольными башнями. Из центра крепости поднимается основание пилона-пьедестала конной статуи. Высота постамента 14 метров, скульптуры — 7,5 метров. Материал — известняк, бронза.

Стилобат одновременно является смотровой площадкой. На пилоне в створе капителей, завершающих символические колонны-контрфорсы установлен рельефный знак. Знак представляет собой стилизованный плане крепости с крестом в центре.

Спуск к памятнику представляет собой лестницу с фонарями в виде стилизованных крепостных башенок, завершающуюся облицованным брусчаткой пандусом. В 2000 году в ходе первого Международного театрального фестиваля в Тольятти у подножия памятника было высажено 30 саженцев вишни — фестиваль открывался пьесой А. П. Чехова «Вишнёвый сад», вишнёвая ветвь была и символом фестиваля. Деревья у памятника высаживали народные артисты СССР Элина Быстрицкая, Владимир Андреев, народные артисты России Евгений Князев, Наталья и Глеб Дроздовы, а также представители театров Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, Ярославля и США, и Германии.

Скульптор А. Рукавишников впоследствии сообщил, что в процессе работы были внесены кое-какие изменения в скульптурную композицию. Изначально предполагалось, что всадник должен показывать рукой в сторону затопленного Ставрополя, но решили, что лучше он будет показывать нейтральный жест в сторону современного Тольятти.

Кроме конструктивной нагрузки стилобат несёт и информационную. Впервые среди всех памятников города Тольятти появилась открытая информация об авторах в виде мемориальной доски в форме ленты с текстом:

ОСНОВАТЕЛЮ ГРАДА СЕГО ВАСИЛИЮ НИКИТИЧУ ТАТИЩЕВУ

Памятник сооружён на деньги, пожертвованные горожанами
1737 Ставрополь-на-Волге — Тольятти 1998
Скульптор Рукавишников А. И. архитектор Кочетковский А. Г. инженер Катанов М. Д.

Предыстория

Идея сооружения подобного памятника в город витала с начала 1990-х. Тогда планировалось, что памятником будет заниматься тольяттинский скульптор Алексей Кузнецов, на финансовую помощь от «Автовазбанка» были закуплены и завезены в мастерскую глина и арматура. Однако наступивший кризис помешал воплощению проекта в более прочном материале, чем глина. Глиняный же макет представлял собой конную статую, где Татищев держал в руке грамоту.

При очередном оживлении проекта памятника основателю города снова вспомнили о проекте Кузнецова. Однако появились и другие проекты, был проведён конкурс, где главным конкурентом памятника Кузнецова стала работа скульптора Пронюшкина — на ней Татищев стоял у земного шара.

В 1995 году у первого мэра Тольятти Сергея Жилкина появилась мысль привлечь к работе популярного скульптора Шемякина, но вскоре его познакомили с Александром Рукавишниковым, работы которого произвели на Жилкина столь большое влияние, что он фактически волевым решением определил, что памятник будет именно работы Рукавишникова.

История

Памятник построен на средства фонда «Духовное наследие» и пожертвования организаций, учреждений, горожан. Общая стоимость составила 14 миллионов 134 тысячи 451 рубль 75 копеек. Ещё в 835 тысяч рублей обошлось благоустройство прилегающей территории.

Все работы по созданию памятника были проведены менее, чем за два года.

Летом 1996 года Рукавишников приехал в Тольятти подыскать подходящую площадку для памятника. Многие были удивлены его решением разместить статую фактически на окраине района, а не в центре города. Но ему удалось отстоять свою точку зрения.

5 июля 1997 года Рукавишников закончил модель в глине. Отливка велась частично в Польше и Белоруссии, а самые сложные детали отливали в Чехии. Затем памятник прошёл контрольную сборку и испытания в Минске, после чего в разобранном состоянии был доставлен в Тольятти.

Для кладки постамента использовались известняковые плиты из Ширяевского карьера.

Памятник основателю города открыт 2 сентября 1998 года тогдашним мэром Тольятти Сергеем Жилкиным, который в своей речи высказался так:

Наш памятник — это символ, который подтверждает стремление людей знать и помнить свои корни, историю своего края.

На открытии присутствовали потомки Татищева: брат и сестра Николай и Мария Жестковы. Памятник освятил епископ Самарский и Сызранский Сергий.

Современность

Памятник пользуется большой популярностью у горожан - это излюбленное место прогулок и для свадебных фотосессий. Периодически к коню подвешиваются воздушные шарики, на постаменте присутствуют граффити. А в 2011 году мэр Тольятти Анатолий Пушков вообще предложил установить возле памятника доску, на которой горожане могли бы рисовать и писать, чтобы только не трогали памятник.

Изображение статуи является самым распространенным изображением города, став практически его официальным символом. Его можно встретить практически всюду: от проездных билетов до коньячных этикеток.

Литература

• Постоногов Ю. И. Памятники г. Тольятти. — Самара: Самарский государственный педагогический университет, 1999. — С. 8-10. — 92 с. — 100 экз. — ISBN 5-7699-1330-8.
• Бикулова Н. Символ процветания с протянутой рукой // Презент : газета. — Тольятти, 1998-09-5. — Вып. 128 (587).
• О. Березий [www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=282&level1=main&level2=articles Операция "Памятник"] // Relga : журнал. — 2004-11-09. — Вып. 11 (101).

Ссылки

• [tltkompas.ru/togliatti_culture/monument/monument_tatishev.htm Памятник В.Н. Татищеву]. Туристический компас Тольятти. Проверено 3 апреля 2008.
• Имена на карте Тольятти. [citytlt.narod.ru/alfptat.htm Памятник В. Н. Татищеву]. Проверено 3 апреля 2008. [www.webcitation.org/65iunElY9 Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
• Гимназия 39. [school39.tgl.ru/www/nash_gorod/tatishev.HTML Памятник В.Н. Татищеву - основателю города]. Проверено 3 апреля 2008. [www.webcitation.org/65iuoArAR Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Памятник Татищеву (Тольятти)

Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.