Памятник блокадной колюшке

Памятник
Памятник блокадной колюшке
Страна	Россия
Город	Кронштадт, улица Макаровская, Синий мост
Скульптор	Н. В. Чепурной
Строительство	2004—8 мая 2005 годы
Материал	бронза, металл
Состояние	существующий

Па́мятник блока́дной колю́шке — скульптурная композиция в Кронштадте в честь рыбки колюшки, в годы Ленинградской блокады спасшей от голодной смерти тысячи жителей города. Памятник рыбке установлен на острове Котлин, напротив павильона мареографа Кронштадского футштока.

История

Один день из жизни кронштадтского блокадника

Декабрь. Сорок первый
Вторая декада.
Над каждым дыханьем —
Дыханье блокады.
<…>
В цеху оживленье.
Беру шум на мушку.
Как свет обновленья,
Сыр-бор о колюшке.
В руках чьих-то рыбка,
Со спичку, в колючках,
На лицах улыбки
С мечтой о колюшке.
<…>
Как к бою гранату,
Как хлебную птюшку,
Ценили в блокаду
Мы рыбку-колюшку.
С тех пор мне всё ближе
Не всё в мире пушки.
Я памятник вижу
Блокадной колюшке...

Л. Ведяйкин

В годы блокады, когда съестные припасы в осаждённом городе закончились и в Финском заливе и каналах была выловлена и съедена практически вся рыба, уцелел один неприхотливый, не имеющий промыслового значения вид, в мирное время не употребляющийся в пищу и считающийся у рыболовов «сорным» — колюшка. Проскальзывающую сквозь сети мелкую колючую рыбку, с костными пластинками вместо чешуи и шипами у спинного плавника и на брюхе, блокадные жители вылавливали сачками, сумками, рубашками, майками. По весне для её отлова организовывались бригады. По воспоминаниям блокадников, «за 3—4—5 часов … налавливали по противогазной сумке колюшки, а это 4—6 килограммов. Это было тогда, когда лёд сходил».

Во 2-м Ленинградском медицинском институте был разработан препарат «Жир колюшки», применявшийся в госпиталях для лечения ожогов и ран.

Из колюшки готовили уху с добавлением рыбной муки, котлеты. Комья льда с вкраплениями рыбной мелочи растапливались, из рыбок извлекались жёлчные пузыри, пропущенный через мясорубку фарш обжаривался на ярко-оранжевом рыбьем жире, тоже полученном из колюшки. Многие блокадники обязаны колюшке жизнью.

Л. Пантелеев записывал:

Ловили рыбу под первым Елагиным мостом. Спустились под мост и там, лёжа на деревянных стропилах, стали работать корзинами. <…> …Колюшка! Та самая, мелкая-премелкая, с полмизинца длиной рыбёшка, которая бегает юркими стайками на взморье, в самых мелких местах… Сколько раз мальчиком пытался я поймать хоть одну рукой — никогда не удавалось. А тут мы погружали в воду свои корзины, ставили их против течения под тупым углом и через минуту выдёргивали. В корзине прыгало 10—15 колюшек.

За два-три часа вёдра наполнились. <…>
Колюшку варили, жарили, делали из неё котлеты. Кормил несколько дней маму, выменивал на табак. Не думал, что такая вкусная эта игрушечная, кукольная рыбёшка…

Ледяные комья с колюшкой продавались в городе до конца 1940-х годов.

Память

«Энциклопедия Санкт-Петербурга» указывает, что идея создания памятника рыбке возникла в 1957 году, городская пресса называет толчком к возникновению идеи стихотворение Л. Ведяйкина «Один день из жизни кронштадтского блокадника», на которое в 2004 году обратил внимание председатель совета ветеранов Кронштадта М. В. Коновалов. В январе 2004 года проект памятника был представлен на общественное рассмотрение, впоследствии перерабатывался. Памятник, созданный скульптором Н. В. Чепурным по инициативе Совета ветеранов Кронштадта и Международного фонда «300 лет Кронштадту — возрождение святынь», установлен на западной стене Обводного канала, около Синего моста. Открытие состоялось 8 мая 2005 года.

Микромонумент, укреплённый с внутренней стороны гранитного парапета канала, представляет трёх маленьких бронзовых рыбок на металлических волнах. На мемориальной доске — строки из стихотворения кронштадской поэтессы Марии Аминовой «Блокадной колюшке»:

Обстрелы смолкли и бомбёжки,
Но до сих пор звучит хвала —
Блокадной маленькой рыбёшке,
Что людям выжить помогла…

Памятник внесён в «Книгу памяти Великой войны», выпускаются почтовые открытки с его изображением. Сложилась городская традиция приносить к памятнику цветы 27 января, в день снятия Ленинградской блокады. У городских рыбаков есть примета: если навестить памятник перед рыбалкой, рыба будет хорошо клевать.

Литература

• Памятник колюшке // Веч. Петербург : газета. — СПб., 2005. — Вып. 11 мая.
• Золотоносов М. Мемориальная тоска: Петербург в ожидании нового скульптурного бума // Город. — 2005. — № 18.
• В Кронштадте установят памятник маленькой рыбке // Выборгские ведомости : газета. — 2005. — Вып. 13 мая.
• Хохалевская В. Рыбка спасла Кронштадт // Смена. — 2005. — Вып. 11 мая.

Ссылки

Внешние изображения
	[ljplus.ru//img/p/e/periskop/kron_navy_15.jpg Мемориальная доска]

• [www.encspb.ru/object/2805552049?lc=ru «Блокадная колюшка», памятный знак]. Энциклопедия Санкт-Петербурга. Проверено 3 апреля 2015.
• [wikimapia.org/6839318/ru/Памятный-знак-блокадной-колюшке Памятный знак блокадной колюшке (Санкт-Петербург)]. Wikimapia.org. Проверено 3 апреля 2015.

Отрывок, характеризующий Памятник блокадной колюшке

Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.