Пеклино

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
Пеклино
Страна
Россия
Субъект Федерации
Брянская область
Муниципальный район
Сельское поселение
Координаты
Первое упоминание
Население
798 человек (2010)
Часовой пояс
Почтовый индекс
242746
Автомобильный код
32
Код ОКАТО
[classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=15212828001 15 212 828 001]
Показать/скрыть карты

Пе́клино — деревня в Дубровском районе Брянской области, административный центр Пеклинского сельского поселения. Расположена на автодороге А141, в 16 км к югу от пгт Дубровка, на левом берегу реки Белизны. Население — 798 человек (2010).



История

Упоминается с XVIII века; бывшее владение Засекиных, позднее также Дурново и др. Входила в приход села Рябчичи (с 1822); имелся постоялый двор. С 1900 года работала школа грамоты (с 1910 — церковно-приходская). С 1861 по 1924 деревня Пеклино входила в Салынскую волость Брянского1921 — Бежицкого) уезда; позднее в Дубровской волости, Дубровском районе (с 1929). В 19541959 в Рябчинском, в 19591971 в Салынском сельсовете. С 1960-х гг. — центральная усадьба колхоза имени Калинина (ныне СПК «Калининский»).

Пеклино сегодня

В деревне имеется отделение связи, библиотека. В 20042007 гг. сооружён деревянный храм в честь Смоленской иконы Божией Матери.

У западной окраины деревни обнаружен курганный могильник древнерусского времени.

Напишите отзыв о статье "Пеклино"

Литература

  • Населённые пункты Брянского края. Энциклопедический словарь. — Изд. 2-е, дополненное и исправленное. — Брянск: Десяточка, 2012. — С. 311. — 468 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-91877-090-0.
  • Митяев А. Е., Алексеенков Н. И. Есть селенье над речкой Белизной… — Брянск: Десяточка, 2009. — 88 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-903201-64-8.


Отрывок, характеризующий Пеклино

Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.