Передние ворота (Коломенское)

Достопримечательность
Передние ворота Государева двора в Коломенском
Передние ворота в Коломенском
Страна	Россия
Город	Москва
Координаты	55°40′03″ с. ш. 37°40′09″ в. д.55.6677000° с. ш. 37.6694000° в. д. / 55.6677000; 37.6694000
Тип здания	Ворота
Автор проекта	соавтор Пётр Высоцкий
Основатель	царь Алексей Михайлович
Первое упоминание	1673
Дата основания	1671
Строительство	1671—1672/1673 годы
Сайт	[www.mgomz.ru/ Официальный сайт]

Передние ворота — сохранившиеся главные ворота Государева двора в селе Коломенском, построенном для царя Алексея Михайловича Романова. Расположены на западной стороне Вознесенской площади, напротив церкви Вознесения. Памятник архитектуры Федерального значения. В воротах размещена музейная экспозиция. В документах органов охраны памятников истории и культуры называются «Шатровые ворота с часами». В музее-заповеднике «Коломенское» с середины 1990-х годов ворота называют «Дворцовыми», но эта выдумка музейных сотрудников не имеет под собой никакого основания. Ворота во всех исторических источниках назывались «Передними», без вариантов.

Описание

Ворота представляют собой четырёхъярусное сооружение на трёх пилонах с двумя арочными проемами между ними.

• Первый ярус, в настоящее время покрытый скатными кровлями, первоначально завершался белокаменной балюстрадами. Над первым ярусом было устроено гульбище с выходом на него из северной стены второго яруса башни. На южную сторону гульбища можно было пройти по очень узким переходам между стенами и балюстрадами.
• Второй ярус был изначально покрыт пологими скатными кровлями, скрытыми балюстрадой. Этот ярус занимала «органная палата» с механизмом для создания имитации львиного рычания.
• Третий ярус представлял из себя часовую палатку: здесь располагался часовой механизм «на взрубе», то есть на небольшом бревенчатом срубе. Большие «указные круги» (циферблаты часов) размещались на западной и восточной стенах часовой палатки.
• Четвёртый ярус — восьмерик с арками для звона. Колокола звонили под управлением часового механизма. Верхний восьмигранный ярус звона покрыт каменным шатром. В завершении шатра поставлен двуглавый орёл, как символ царской власти.

История

По донесению польских послов Яна Гнинского и Киприана Бжостовского польскому королю Михаилу Вишневецкому, летом 1671 года в Коломенском, на месте дубовых резных ворот, перед парадным двором вновь построенного царского дворца, было решено поставить каменные ворота. Передние ворота построены в 1671—1673 годах как часть единого комплекса Государева двора царя Алексея Михайловича Романова в Коломенском. К тому времени уже был построен Сытный дворец с ледниками и теплыми погребами. Южная стена Передних ворот поставлена на северную стену ледника. Ледники в музее и во всех публикациях по Коломенскому называют «полковничьими палатами». Но это явное недоразумение: «полковничьи палаты» — это два помещения, выходящие на Вознесенскую площадь. «Полковничьи палаты с сенями» до XX века примыкали к глухой восточной стене ледников Сытного двора. Переход из палаты в ледники появился после разборки макуловской лестницы при П. Д. Барановском.

Все три наземных чулана в пилонах ворот западных входов с улицы первоначально не имели. Западные входы появились при реконструкции П. В. Макулова в 1767 году. Первоначально здесь были такие же окна, как в восточных стенах. В чуланы можно было попасть только сверху из «органной палаты». Единственный вход с улицы был сделан в северной стене ворот от «приказных палат», которые к воротам первоначально не примыкали. С улицы попадали на нижний рундук северной лестницы, от которого северный чулан был отделен дверью. Приказные палаты, также построенные на несколько лет раньше ворот, к воротам не примыкали, вероятно, до рубежа XVII—XVIII веков (это также постоянная ошибка музейных публикаций о примыкании приказных палат к воротам).

Перед воротами были поставлены по четыре льва перед обоими фасадами. «Органным устройством», создававшим имитацию львиного рыка, управлял часовой механизм. Он приводился в движение при достижении определенного часа. Воздух из «органной палаты» по каменным вертикальным каналам сечением 35×40 сантиметров с рёвом врывался в три пустых каменных чулана с каменным полом на первом этаже. Чуланы служили большими резонаторами, из которых ревущий воздух непосредственно поступал в туловища львов. Создавался грозный львиный рык. Из «органной палаты» на лестницах стояли двери. При необходимости они превращались в клапаны на каналах-лестницах и этим достигался необходимый звуковой эффект. Дополнительно воздух выходил в три отверстия под арки ворот. Над этими тремя небольшими отверстиями в каждую стену вделано по четыре голосника. Два средних льва, возможно, имели одно туловище, соединенное с отверстием под окном среднего чулана. Деревянные львы, обтянутые бараньими шкурами, с львиными мордами, были установлены на пьедесталах под окнами первого яруса ворот. Основания пьедесталов были обнаружены архитектором Н. Н. Свешниковым в 1968 году и отреставрированы в 1970-е годы.

Самое непосредственное участие в создании ворот принял «иноземец, часовой мастер Петрушка Высоцкий». Судя по тому, что всё сооружение является музыкально-шумовым инструментом органного типа, Пётр Высоцкий, вывезенный из Белоруссии как военный трофей в войне с Польшей, не только сделал для ворот часовой механизм со львами, но и являлся одним из авторов всей постройки.

Исследования

Исследование фасадов в 1976—1977 годах проводили архитекторы С. А. Гаврилов, А. Г. Кудрявцев по руководством Н. Н. Свешникова. Была обнаружена система раскраски фасадов. Раскрытие покраски по заданию архитекторов выполнял в 1976 году художник-реставратор В. М. Сорокатый. В 1994 году архитектором И. Булычевым под научным руководством С. А. Гаврилова и И. А. Левакова разработан проект восстановления двуглавого орла. В том же году орел был изготовлен на авиационном заводе Микояна и водружен на место. В 1996 году исследование и обмер ворот завершил архитектор С. А. Гаврилов. При исследовании во время ремонта 1996-1997 годов под разобранным деревянным полом обнаружена гиря — единственный подлинный в музее экспонат от коломенских часов.

Результаты научно-исследовательских работ под руководством архитектора Е. В. Скрынниковой 2001—2005 годов неизвестны. Под её руководством повторили покраску ворот 1976 года, но были уничтожены все деревянные конструкции крыш, вторично и третично использованные от разобранных дворцов Александра I и Екатерины II. Уничтожены пьедесталы от «рыкавших» львов, а на их месте с западной стороны сделаны капитальные белокаменные крыльца. В арки вставлены решетчатые ворота, никогда здесь не бывавшие и шатер без какого-либо обоснования окрасили в зелёный цвет. Необходимого обследования и фотофиксации не выполнено.

Литература

• Корсаков К. И. Село Коломенское. — М., 1870.
• Гра М., Жиромский Б. Коломенское. — М., 1971.

Отрывок, характеризующий Передние ворота (Коломенское)

– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.