Петровский, Николай Неонович

Никола́й Нео́нович Петро́вский (26 ноября 1894, Кудровка, Сосницкая волость, Черниговская губерния — 20 июля 1951, Киев, Украина) — советский историк.

Биография

Родился 26 ноября 1894 года, в селе Кудровка Сосницкой волости Черниговской губернии, в семье священника.

Учился в Черниговской духовной семинарии. По окончании исторического отделения Нежинского историко-филологического института князя Безбородко в 1919 успешно защитил докторскую диссертацию по теме: «Польско-козацкие войны до Богдана Хмельницкого».

Работал учителем в сельских школах (1919—1923), читал лекции по истории Украины в Нежинском ИНО (1923—1924).

В 1928 получил звание профессора. В этом же году был арестован «за националистическую деятельность».

В 1934—1938 — научный сотрудник отдела древностей Всенародной библиотеки Украины.

С 1937 по 1941 работал в Институте истории АН УССР научным сотрудником, директором (1942—1947), заведующим отделом археографии (1947).

В 1939 Николаю Петровскому была присвоена учёная степень доктора исторических наук.

С началом Великой Отечественной войны вместе с Институтом истории был эвакуирован в Уфу (1941—1943), а потом в Москву (1943—1944).

С 1944 — заведующий кафедрой истории Украины Киевского университета. Преподавал курс истории СССР. Был консультантом МИД УССР. Член делегации УССР на ассамблеях ООН в Сан-Франциско (1945), Лондоне (1946), а также на мирной конференции в Париже (1946).

Работал во Всеславянском комитете. Член-корреспондент АН УССР (с 12 февраля 1945).

Автор более 200 научных трудов по истории Украины, украинской историографии XVII—XVIII веков.

Ушёл из жизни 20 июля 1951 года в Киеве.

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (01.10.1944)
• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» (1945)

Творчество

• До історії м. Ніжина // Записки Ніжинського ІНО. — Кн. 1. — Ніжин, 1925.
• До питання про певність відомостей літопису Самовидця й про автора літопису // Там само. — Кн. 6. — 1926.
• Псевдодіяріуш Самійла Зорки // ЗІФВ ВУАН. — Кн. 17. — К., 1928.
• Три Поповичі // Там само. — Кн.7. — 1927.
• До історії полкового устрою Гетьманщини // Там само. — Кн.9. — 1929.
• До Історії Руїни // Там само. — Кн.8. — 1928.
• Нариси історії України XVII — початку XVIII ст. — X., 1930.
• Хронологія історії України. — Вип. 1. — К., 1938.
• Нариси з історії України. — Вип. ІV. — К., 1939.
• Военное прошлое украинского народа. М.: Воениздат. 1939. 78 с.
• Іван Богун. — Саратов, 1942.
• Богдан Хмельницький. — Саратов, 1942; М., 1944.
• Максим Кривонос. К. 1944. 16 с.
• Воссоединение украинского народа в едином Украинском советском государстве. М.: Госполитиздат. 1944. 88 с.
• Богдан Хмельницкий. М.: Госполитиздат, типография им. Сталина. 1944. 51 с.
• Освободительная война украинского и белорусского народов против польских захватчиков. Богдан Хмельницкий. М.: Воениздат, типография им. Тимошенко. 1946. 64 с.
• Освободительная война украинского народа против шляхетской Польши и присоединение Украины к России. Очерки по истории Украины. Выпуск 4. К. 1948. 40 с.

Литература

• АН УССР. Персональный состав. 1918—1993. К.: 1993. С.242
• Выдающиеся советские историки. К.: 1969. С.156
• Украинская Советская Энциклопедия. Т.8. К.: 1982. С.302
• Учёные Института истории Украины. К.: 1998. С.249
• Выдающиеся учёные Национальной Академии Наук Украины. К.: 1998. С.204

Отрывок, характеризующий Петровский, Николай Неонович

– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.